— Да. Меня зовут Гарри Босх, и я хотел спросить вас о…
Он осекся. Выражение лица Конклина изменилось. Босх не понимал, что это — страх или узнавание, но что-то определенно изменилось. Конклин вскинул глаза на Босха, и тот увидел, что старик улыбается.
— Иероним Босх, — прошелестел он. — В честь художника.
Босх медленно кивнул. Он осознал, что потрясен ничуть не меньше, чем бывший прокурор.
— Откуда вы это знаете?
— Потому что я знаю про вас.
— Откуда?
— От вашей матери. Она рассказывала мне про вас и ваше имя. Я любил вашу мать.
Это было как неожиданный удар под дых. Босх задохнулся и вынужден был положить руку на кровать, чтобы не пошатнуться.
— Сядьте. Прошу вас, сядьте.
Конклин протянул дрожащую руку, пытаясь усадить Босха на кровать, и кивнул, когда тот подчинился.
— Нет! — воскликнул Босх, практически немедленно снова вскакивая на ноги. — Вы использовали ее, а потом убили. И заплатили прикормленным людям, чтобы дело замяли. Поэтому я и здесь. Я хочу узнать правду. Я хочу услышать ее от вас. И я не куплюсь на ваши россказни про то, что вы ее любили. Это вранье!
— Я не знаю правды, — тихий голос старика походил на шелест сухого листа, гонимого ветром по тротуару. — Но я в ответе за то, что случилось, и, следовательно, да, можно сказать, что я убил ее. Но единственная правда, которая мне известна, это что я любил ее. Можете считать это враньем, но я говорю вам чистую правду. И если вы в это поверите, я умру счастливым.
Босх совершенно перестал понимать, что происходит, что Конклин пытается ему сказать.
— В ту ночь она была с вами. В Хэнкок-Парке.
— Да.
— Что произошло? Что вы с ней сделали?
— Я убил ее… своими словами, своими действиями. Мне понадобилось много лет, чтобы осознать это.
Босх придвигался к кровати, пока не навис над стариком. Ему хотелось стиснуть эти костлявые плечи и трясти до тех пор, пока не вытрясет из него что-нибудь вразумительное. Но Арно Конклин выглядел таким тщедушным, что, казалось, вот-вот рассыплется.
— О чем вы говорите? Посмотрите на меня! О чем вы говорите?
Конклин повернул к нему голову. Его шея казалась не толще руки. Он устремил на Босха взгляд и с серьезным видом кивнул:
— Вы знаете, мы с Марджори в тот вечер строили планы. Я влюбился в нее вопреки всякому здравому смыслу. Мы собирались пожениться. Решение было уже принято. Мы собирались забрать вас из интерната. Строили планы на будущее. В ту злосчастную ночь. Мы оба были счастливы до слез. На следующий день была суббота. Я хотел поехать в Лас-Вегас. Взять машину и махнуть туда той же ночью, пока ни один из нас не передумал и никто другой не разрушил наших планов. Она согласилась и поехала домой за вещами… Больше я ее не видел.
— И это ваша история? Вы что же, думаете, что я…
— После того как она ушла, я сделал один телефонный звонок. Но этого оказалось достаточно. Я позвонил своему лучшему другу, чтобы поделиться с ним своей радостью и попросить его быть нашим свидетелем. Я хотел, чтобы он поехал с нами в Лас-Вегас. И знаете, что он сказал? Он категорически отказался. Сказал, что, если я женюсь на этой… на этой женщине, на моей карьере можно будет поставить крест. Заявил, что не позволит мне этого сделать. Что у него на меня грандиозные планы.
— Это был Гордон Миттел!
Конклин печально кивнул.
— То есть вы хотите сказать, что это Миттел ее убил? А вы об этом даже не подозревали?
— Я об этом даже не подозревал.
Он опустил взгляд на свои костлявые руки и сжал их в крохотные кулачки. Они выглядели совершенно бессильными. Босх лишь молча смотрел на него.
— Я осознал это только много лет спустя. Для меня даже помыслить было невозможно, что это сделал он. И потом, разумеется, я не могу не признаться, что думал о себе. Я был трусом и заботился только о том, как бы выпутаться из всей этой истории.
Босх уже совершенно перестал понимать, что он говорит. Впрочем, похоже, слова Конклина были обращены не к нему. На самом деле старик разговаривал сам с собой. Внезапно, словно очнувшись от забытья, он вскинул глаза на Босха:
— А знаете, я был уверен, что когда-нибудь вы придете ко мне.
— Почему?
— Потому что я знал, что вы захотите узнать правду. Пусть даже никого больше она не будет волновать. Но я был уверен, что вы захотите ее узнать. Иначе просто и быть не могло. Ведь вы же ее сын.
— Расскажите мне о событиях той ночи. Во всех подробностях.
— Тогда дайте мне воды. У меня горло пересохло. Там на комоде стоит стакан. В коридоре есть питьевой фонтанчик. Только не лейте слишком долго. Тогда она становится слишком холодной, и у меня начинает сводить зубы.
Босх посмотрел на стакан на комоде, потом снова на Конклина. Ему вдруг стало страшно, что, стоит ему хотя бы на минуту выйти из комнаты, как старик умрет и унесет с собой в могилу свою историю. И тогда Босх никогда ее не услышит.
— Идите. Мне ничего не сделается. Сбежать я точно никуда не смогу.
Босх бросил взгляд на кнопку вызова медсестры. И снова Конклин прочитал его мысли.