Последний из Секиринских

Стольник умело отвечал на все это общепринятою лестью, которая, по-видимому, произвела приятное впечатление на воеводу; потом мало-помалу перешел к выборам и представил покровительству вельможного пана своего воспитанника, о происхождении которого говорил с такою уверенностью, как будто воевода уже давно знал славу и древность его рода.

Но, увы! Насмешливая улыбка, мелькнувшая на губах магната, показала ясно, что он никогда и не слышал о Секиринских. Однако ж, вежливость заставила его потакать пану Корниковскому, и он обещал свое содействие Собеславу в достижении звания депутата в общих выражениях, которые у людей подобного рода всегда имеются в запасе.

В это время маршалек двора объявил, что кушанье подано на стол. Воевода повел гостей в столовую, где уже нашли за столом хозяйку с сыном, француза-гувернера и племянницу, каштелянку, — особу чрезвычайно невзрачную, но глядящую гордо и свысока, так что Собеслав не осмелился и подумать заговорить с ней. Разговор разделился на две партии. Хозяйка беседовала с сыном, племянницей и французом на непонятном для наших шляхтичей языке; воевода с явной скукой толковал с стольником о хозяйстве и предстоящих выборах. Обед был очень скуден и приготовлен дурно. Воевода наливал вино себе и французу из одной бутылки, а другою потчевал гостей, — чем-то вроде уксуса. Наконец, обед кончился, встали… Хозяйка тотчас удалилась на свою половину, а воевода, зевая, повел гостей в залу. Посидев с минуту и заметя, что вельможный пан начинает дремать, гости встали, распрощались и уехали.

— А что, пан Собеслав, — сказал пан стольник, — не правда ли, невеста хоть куда?

— И приступу нет, — отвечал Собеслав, — пан стольник; высокие пороги не для моих ног.

— Как нет приступу? Пустяки болтаешь, а почему не попытаться?

— Чувствую, что это было бы напрасно.

— А я ручаюсь, что удастся! Девушка немолода, нехороша собой, небогата, и выйти за Секиринского, богатого, молодого человека!.. Да ты ей делаешь благодеяние! Какого тут нет приступу?

Собеслав пожал плечами.

— Ну, вот я завтра отправлюсь опять в замок (Корниковскому непременно хотелось в деревенском доме воеводы видеть замок) и поговорю с воеводою.

Стольник понять не мог, как может дело не удаться и на другой день утром, действительно, явился просить аудиенции у воеводы.

Его ввели в кабинет, наполненный книгами, газетами и бумагами, свидетельствовавшими о великих и важных государственных занятиях человека. Воевода попросил его садиться и приготовился слушать, но не мало удивился, когда старик начал таким образом:

— Извините, ясновельможный пане, ласковый добродзию, если я скажу что-нибудь неуместное и поражу ваш слух неожиданным предложением. Счастья искать можно всякому; я же, будучи старинным приятелем родителей пана Секиринского, который древностью своего рода и славою предков может равняться с первыми домами в Польше, и желая возобновить эту славу, возымел ревностное желание…

— Но в чем дело, почтеннейший? В депутации что ли?

— Нет, ясновельможный пан, депутация была, так сказать, только предлогом для ближайшего взгляда на предмет наших мыслей. Егомосць пан Секира-Секиринский, которого прапрадед, как вашей ясновельножности всеконечно и самим ведомо…

Воевода пожал плечами.

— Которого прапрадед носил сан Superemi belliducis, а деды, castellaneatus et palatmata magnatum laude gesserunt.

— Что же из это следует?

— Пан Секиринский намерен вступить в законный брак и дружество с особою столь же знаменитого рода…

— Помоги ему Бог, — сказал воевода, — но что я могу тут для него сделать?

— Как, разве ваша ясновельможность не видите, к чему направлена моя речь?

— Право, я до сих пор ничего не понимаю.

— Вашей ясновельможности каштелянка…

— Как? — вскричал, вскочив с кресла, воевода. — Как?

И он рассмеялся так искренно, так раскатисто, так громко, что из передней прибежал лакей, разбуженный от сна необыкновенным хохотом барина.

Стольник остолбенел. Воевода опомнился, удержал бурный порыв своей веселости и сказал, отирая слезы:

— Ай да пан стольник! Позволь рассказать об этом жене, потому что я не могу выдержать!..

Корниковский, не понимая, чем он до такой степени рассмешил воеводу, не успел еще открыть рта, как тот побежал к жене, и через минуту по всему дому раздался неслыханный хохот. Хозяин возвратился, наконец, к гостю немного успокоенный.

— Прости меня, — сказал он старику, — но такое неожиданное и странное предложение…

— Чем же оно странно, ясновельможный пане? — спросил обиженный стольник.

— Согласен, что Секурицкий или Секарницкий, как ты, пане, его называешь…

— Секиринский, — сказал с досадою стольник.

— Согласен, что он происходит от знаменитой фамилии, но его знаменитость слишком стара и как-то позабыта. У меня два эконома носят эту фамилию — как же ты хочешь, чтобы каштелянка…

Стольник схватил шапку, поклонился и ушел, не сказав ни слова. Воевода показался ему, если не сумасшедшим, то по крайней мере глупым, как пробка.