Последний из Первых Миров - Эпоха Тишины. Том 2 (СИ)

— Философия бесполезна. — допивая ягодный сок из своей кружки, уверенно и сверкая карими глазами заявил серьезный авантюрист. — Рассуждения о мире, дабы лучше его понимать? Мы узнали о Доране только пару дней назад, и почти никто не представлял, какой вклад в нашу историю он произвел за последние столетия. Нечего здесь обсуждать. Дурак тут не тот, кто не интересуется, а тот, кто думает, что что-то об этом мире знает.

Наступила легкая пауза.

— Хм. Что ж…в твоих словах есть смысл. — согласился Гоклон.

— Да, раз разговор уже сделался. — все-таки решился спросить о чем хотел, из-за чего уже сам минуту судорожно бегал глазами между собеседниками, молодой воин за столом справа от Гоклона. — Вам не кажется странным упорство нашего командира в войне с Дораном? Может быть, между ними есть какая-то связь, о которой мы тоже не знаем?

— Ничего особенного, пожалуй. Это обычная неприязнь и расхождение взглядов. — спокойно качал головой Гоклон.

— Но ведь вы находились в заморозке все последние 400 лет, и можете чего-то не знать.

— Разумеется. Но мне слишком о многом говорят его глаза.

— Глаза? — не поняли одновременно воин и Тиадрам.

— Зеркало души, как говорят. Для Бога Страха это многое значит. — уже грустнее вздохнул Гоклон. — Я смотрел во многие глаза, когда очнулся. Да, меня не взяли в число тех Демонов, что следили за сном прочих в Синокине. Я пробуждался по пришествию проверок лишь раз в пару десятков лет. Но даже по пробуждению я заметил изменения их глаз. Печально, но время никого не пощадило. Что Коллорин, его сестра Лорея, что и даже наш верховный Бог, Унзар…все потеряли прежний свет в глазах. Особенно ужасен был взгляд Серпиона. Он улыбался, встречая нас, и на мгновение его глаза сверкнули. Но им не от чего было сверкать — они всегда горели неиссякаемым светом. Вспышка буквально осветила бездну в его глазах, и мне самому…хех…стало страшно.

Тиадрам чуть опустил голову. Он и сам замечал постоянные перепады настроения своего наставника, и тем более знал, что, когда тот оставался наедине с собой, во всем Ренбире немало портилась погода. Буря в его душе накрывала бурей все вокруг него, но в тех бурях никогда не шел дождь, будто Бог Природы носил ту бурю где-то глубоко внутри, и не пускал ее наружу. Ученики никогда не понимали, почему Серпион был так несчастен, хотя и часто успокаивали его. Странно, что его коллеги никогда не пытались делать для него того же. А ему это правда было нужно, будто он хотел, чтобы они его за что-то простили, и потушили ту самую бурю его души, что терзала ее столетиями.

— Что ты увидел в глазах Чеистума? — решила уточнить Кайла.

— Свет. — однозначно, и снова улыбаясь, кивнул Гоклон. — Радость, доблесть, гордость. Забавно, что то были глаза мертвеца. Он был живее всех нас вместе взятых, и больше всех на свете радовался нашему возвращению. По нему трудно сказать, ведь он не слишком эмоционален, но…я уверен, что он всей душой желал вернуться к нам. Его верность обещанию, что он дал всей человеческой расе, когда стал Богом, осталась непоколебимой. Наверное, отчасти и поэтому он ненавидит то единство, которое сулит миру Доран.

Воистину, никто на свете так не ценил жизнь как Бог Смерти. Даже Богиня Жизни, или же сам Верховный Властитель людей Нис, не понимали ее ценности так же ясно, как он. Впереди на дороге, что была уже частью Эмонсена, со стороны леса около которой стоял он теперь, он видел местных жителей, глаза которых заливало Черное Пламя, и по старой привычке едва не скрипел зубами, провожая их глазами подальше в город. Он уже осмотрел осадные орудия, и убедился в их сохранности и боеготовности. Аккуратно покидать место не было смысла, если враг все равно знал, где находились трубушеты, и тем более знали, что, как, и когда планировали делать с их помощью люди Чеистума. Ему это уже не мешало. В бою он был готов жертвовать своими телами, даже копиями собственного тела, для уничтожения тех, кого ненавидел. Да, и он не был обделен этим чувством. Обратное ему чувство, любовь, было в нем сильно лишь когда он думал о дорогих ему людях. Обо всех людях мира. Он презирал единство Дорана за то, что оно обделяло своих «жертв» индивидуальностью, которую в людях больше всего и ценил сам Бог Смерти, ради настоящих людских историй, всегда уникальных, даже часто приходящий на кладбища, общаясь там с покойниками. Ему были важны человеческие чувства, и то, к чему они приводили.

— Посмотрите вокруг, друзья мои. — тихо смеялся Гоклон. — Разве вы не чувствуете единства?

Пускай на носу всего небольшого войска был непростой штурм, и они все понимали, с какой страшной силой им всем совсем скоро придется столкнуться, ни на одном лице не было и тени сомнения.

— Посмотрите на их лица.