На небе еще сверкали звезды, когда Соколиный Глаз разбудил спящих. Мунро и Хейворд вскочили на ноги, как только услышали его голос у входа в шалаш, где они провели ночь. Выйдя из своего убежища, они увидели разведчика, ожидавшего их. Вместо всякого приветствия их умный проводник сделал многозначительный жест, призывая к молчанию.
— Не говорите ни слова, — шепнул Соколиный Глаз, когда они подошли ближе.— Голос белого редко может приспособиться к тишине леса, как мы видели на примере этого жалкого певца... Ну, — продолжал он, направляясь к закрытому месту крепости, — спустимся в ров с этой стороны. Старайтесь ступать по камням и бревнам.
Спутники исполнили его приказание, хотя причина таких необыкновенных предосторожностей оставалась для них тайной. Когда они спустились в низкую впадину, окружавшую с трех сторон земляной форт, то нашли ее почти совсем загроможденной развалинами. Благодаря осторожности и терпению им удалось выбраться вслед за разведчиком на песчаный берег Горикана.
— Это след, который можно учуять только носом, — сказал разведчик, оглядываясь на пройденный трудный путь. — Трава — предательский ковер для беглецов, а на дереве и на камне не остается следа мокасинов. Будь на вас военные сапоги, можно было бы, пожалуй, опасаться; но в обуви из оленьей кожи, приготовленной как следует, человек может спокойно отправляться в горы... Подтолкни лодку поближе, Ункас: здесь на песке следы очень заметны... Тише, малый, тише, она не должна прикасаться к берегу, а не то негодяи узнают, каким путем мы ушли отсюда.
Молодой человек осторожно подъехал к берегу; разведчик перекинул на корму доску, оставшуюся от развалин крепости, и жестом пригласил офицеров в лодку. После этого все снова было тщательно приведено в прежний беспорядок. Соколиному Глазу удалось добраться до берестяного челна, не оставив после себя следов. Хейворд молчал, пока индейцы, осторожно гребя веслами, не отплыли на некоторое расстояние от крепости под широкую темную тень, падавшую с гор на зеркальную гладь озера.
— К чему этот тайный поспешный отъезд? — спросил он наконец.
— Если бы кровь онеиды могла окрасить такое пространство чистой воды, как то, по которому мы плывем, — ответил разведчик, — ваши глаза сами ответили бы на этот вопрос.
— Но ведь вы говорили, что он один, а мертвецов нечего опасаться.
— Да, он был один в своем дьявольском деле! Но индейцу редко приходится опасаться, что его кровь прольется без того, чтобы вскоре не раздался предсмертный крик какого-либо из его врагов.
— С врагами впереди и сзади паше путешествие будет, повидимому, полно опасностей.
— Опасностей? — спокойно повторил Соколиный Глаз. — Нет, оно будет не так уж опасно. Благодаря бдительному слуху и острому зрению мы можем перегнать негодяев на несколько часов, а если придется прибегнуть к ружью, то по крайней мере трое из нас умеют управляться с ним так же хорошо, как любой из тех, кого вы можете встретить в этих местах. Нет, нет, об опасности нечего говорить, но, вероятно, придется идти форсированным маршем, как сказали бы вы. Может быть, случится нападение и стычка или иное развлечение в этом роде, но укрыться будет везде удобно, и боевые припасы у нас в изобилии.
Возможно, что понятия Хейворда об опасности несколько отличались от понятий разведчика. Вместо того чтобы ответить охотнику, он сидел молча, пока лодка скользила по воде. На рассвете они приплыли к проливам озера и стали быстро и осторожно пробираться среди бесчисленных островков.
Чингачгук положил свое весло. Ункас и разведчик вели легкое судно по запутанным, извилистым проливам, где каждый лишний фут, сделанный ими, мог приблизить их к какой-нибудь опасности. Внимательный взгляд сагамора переходил с островка на островок, с одной заросли на другую; когда же более чистое пространство воды дозволяло, его острый взгляд устремлялся вдоль обнаженных скал и грозных лесов, нахмурившихся над узкими проливами.
Хейворд, заинтересованный красотой места и в то же время испытывавший тревогу, внимательно следил за всем и только что подумал, что тревога его не имеет достаточных оснований, как весла перестали двигаться по сигналу, данному сагамором.
— Хуг! — вскрикнул вдруг Ункас почти в то же мгновение, как легкий удар его отца по борту лодки предупредил о приближении опасности.
— Что такое? — спросил разведчик. — Озеро так гладко, словно ветры никогда не дули, и я могу видеть за целые мили его поверхность.
Индеец поднял весло и указал в ту сторону, куда был устремлен его пристальный взгляд. Дункан взглянул в том же направлении. В нескольких десятках футов от лодки лежал один из низких лесистых островков; он казался таким спокойным и мирным, как будто нога человека никогда не нарушала его уединения.
— Я ничего не вижу, — сказал он, — кроме суши и воды. Это очень красивый вид...
— Тс! — перебил его разведчик. — Да, сагамор, у тебя есть разумная причина для каждого поступка. Это только тень, по она неестественна... Видите, майор, пары, поднимающиеся над островом?
— Это испарения, поднимающиеся над водой.