Последний юг

Однажды, когда после утреннего купания и завтрака в изобильной местной столовке с ностальгически смешными ценами, мы по обыкновению приступили к любимому делу, за окном без занавески в яркой зелени я увидел заинтересованное молодое женское лицо с нервными губами. Квапсюня в соответствии с занятой позицией видеть окно не имела возможности. Отлепив руку от ее пылающей ягодицы, я сделал приглашающий жест вуайеристке. Она моментально исчезла. А, быть может, и жаль…

2

Текло наше время белёсым крымским песочком из горсти. Пляж, купание, добывание рапанов и мидий, игра в дурака, просто дуракаваляние. Дни омрачены были только частым утренним синдромом, который, впрочем, у моря переносится гораздо легче. Когда кругом вода, хлюпанье в собственной голове не столь уж страшно.

А вечерами сбирались мы за столом на общей веранде. Отец Друга ежедневно привозил на своей машине целый багажник спелых яблок и золотых груш из собственного сада. А также пластмассовые канистры с красным забористым домашним винцом и коричневым крепким самогоном. Так по-своему боролись мы с красно-коричневой угрозой, нависшей в то время над страной.

В один из дней мы отправились в центр Керчи с Квапсиком и Другом – он хотел показать нам свой город. Остальные в жару не решились покидать ставшие родными пляжные пески.

Надо заметить, что Керчь тянется вдоль побережья десятка на три-четыре километров. Из тех городов, что мне довелось повидать, по разбросанности с нею может сравниться лишь Штутгарт. Он, кстати, хорош ещё и тем, что одно место в нем сильно напоминает Петроградскую сторону – там, где Большой проспект выходит к Тучкову мосту. Стоп, однако! – не надо бы этих древоточцев…

На морской набережной мы завернули в дельфинарий. Из экономии взяли два взрослых билета и один детский – для Квапсюни. Раздраженная худосочная билетерша пускать, естественно, отказалась. «Как же так?! – воскликнул я. – Девочке нет и тринадцати! А у вас детские билеты до четырнадцати».

Она окинула завистливым взглядом третий номер бюста Квапсика, обтянутый лишь маечкой с глубокими вырезами на груди и под мышками, скептически оглядела меня, покачала головой с жидкими волосенками и… внезапно пропустила.

Народу почти не было. Мы с сочувствием наблюдали за тремя дельфинами, не желавшими подчиняться зычным командам кряжистого дрессировщика.

– Тоска!.. – выдавил Друг, мучавшийся с похмелья. – Пошли лучше пиво пить.

Надо заметить, что Друг относился к той категории людей, которые высказываются редко (должно быть, он полностью выговаривался на бумаге), но метко. Помню случай, когда в одной литературной компании речь зашла о молодом питерском, весьма амбициозном стихотворце, который благодаря женитьбе на американке определился на жительство в США. Там он якобы исхитрился вступить в контакт с самим Бродским, который вроде бы обещал поддержать и помочь в покорении зияющих вершин американского литературного Олимпа (предполагалось при этом, что малосерьезные Пулковские высоты уже походя взяты).

Друг, с зевотной скукой взглянув на юного неофита, который энергично нес эту белиберду, выдавил: «Ну, чем же ему Бродский поможет? Стихи за него станет писать, что ли?..»

В подвале с типовым приморским антуражем наша троица приняла по паре кружек под золотистый скумбриевый бок, истекающий жиром. Познакомились с археологами, работавшими на раскопках в Тамани. Они жадно пили пиво и горько жаловались, что пива на Таманском полуострове днем с огнем не сыщешь, а местное вино уже поперек горла стоит. Один из них позже попытался расплатиться с официанткой серебряной античной монетой какого-то там века.

Когда мы вышли и я имел неосторожность завертеть башкой, заглядевшись на действительно красивую юную керчанку, Квапсик чиркнула меня ногтем по щеке, оставив царапину – заклеймила, так сказать.

К ее характеру добавлю, что была она девчонкой бедовой. В пятнадцать лет села на поезд в своем небольшом приволжском городке и отправилась в Ленинград. Просто так, без денег и знакомств. За бесплатно оказанные проводником транспортные услуги пришлось оказывать услуги и ему. А уж об ее приключениях на брегах Невы и рассказывать нет смысла. Достаточно пораскинуть долей воображения, и картина сложится…

3

Самым жизнестойким крымским впечатлением осталась поездка в Судак с его руинами генуэзской крепости. Мы под завязку забили такси (хорошо, что объемистый, как полное собрание сочинений, Бальзак не поехал – роман взялся починать), и лихо покатили по Керченскому полуострову.

В Судаке нас встречал школьный товарищ Друга. Служил он в местных органах, а потому двери гостиницы распахнулись для нас беспрепятственно.