Последний император

— Что же ты скрывал от меня такой талант? Знай я об этом, давно бы велел тебе стащить нефритовый жезл жуй у госпожи Хуанфу. А то, может, украдешь для меня позолоченную доску с надписью над городскими воротами Пиньчжоу? — полушутя-полусерьезно проронил я. — Вот ее бы я хотел иметь больше всего.

— Э, нет, так не пойдет. За это головы не сносить, на такое ваш раб никогда не решится. — Яньлан повернулся и, взглянув на берег озера, потянул меня за рукав. — Пойдемте быстрее отсюда, ваше величество, — буркнул он. — А то, боюсь, заметит меня владелец лодки и погонится.

По дороге обратно в подорожный дворец Яньлан тащил меня на закорках, потому что я уже не мог сделать ни шагу. Пробираясь среди веселья городских улиц, мы слышали разговоры о том, что в город приезжает государь Се со свитой. Мне пришлось прикрыть рот, чтобы не рассмеяться. Клянусь, за все свои четырнадцать лет я не был так счастлив и не чувствовал такой свободы, как в тот день. Через какое-то время я сказал Яньлану, что хотел бы изгнать Западного гуна Чжаояна и перенести столицу в Пиньчжоу. «Было бы здорово, ваше величество, — хихикнул подо мной Яньлан. — Тогда я мог бы таскать для вас глиняные фигурки каждый день».

Эти четыре раскрашенных глиняных мальчика потом потерялись во время моей инспекционной поездки, и после того, как мы проехали через множество малых и больших городов царства Се, впечатление от бурного веселья Пиньчжоу и праздника «лабацзе» стало постепенно тускнеть. Однако в серых зимних сумерках, трясясь на ухабах по непролазной грязи сельских дорог, я часто возвращался мыслями к тому канатоходцу в красной накидке и черных кожаных сапожках, его необузданный темперамент читался в улыбке, с которой он изящно и грациозно расхаживал по воздуху. Он казался похожим на горную лань, когда стремительно передвигался по тонкой стальной проволоке высоко над землей. Я также часто вспоминал и смуглого человека, говорившего с южным акцентом, который сказал мне: «Пойдем со мной, мальчик. Я научу тебя ходить по канату».

На западной границе только что выпал первый благодатный снег и сразу же покрыл обширные пространства и обезлюдевшие селения сверкающим белым покровом. Из-за происходивших здесь из года в год жестоких сражений почти все местные жители покинули эти места, и не многие сотни ли не было слышно ни лая собак, ни крика петухов. В этих краях правителем был Северо-западный гун, мой дядя Даюй, жуткий бабник и пьяница, о чем я давно уже был наслышан. В его резиденции я обнаружил несметное количество чанов и глиняных сосудов с вином, не говоря уже об огромном и невероятно глубоком винном погребе. От винного духа, висевшего над всей округой вблизи поместья Северо-западного гуна, кружилась голова и темнело в глазах, а отвратительное, опухшее и красное лицо самого Даюя напомнило мне задницу макаки. Я как увидел его, так сразу и указал ему на лицо: «Ты когда-нибудь задницу макаки видел? Вот твое лицо точь-в-точь как у нее задница!» Даюй расхохотался, однако неудовольствия не выказал. Он распорядился привести танцовщиц, и они развлекали нас музыкой и танцами в большом зале. Среди них оказалось несколько девиц из варваров — с голубыми глазами и носами с горбинкой. Даюй хлопал в ладоши и подпевал им в перерывах между возлияниями. Наклонившись ко мне и дыша перегаром, он выпалил мне в ухо: «По вкусу ли государю эти девицы? Могу прислать их к вам во дворец, в столицу». Я покачал головой. С оголенными животами, покрытыми сверкающей красной пудрой с блестками золота, танцовщицы, кружась и извиваясь в танце, казались еще более прелестными и обворожительными. Я вдруг рассмеялся, потому что снова вспомнил про задницы макак. На сей раз лицо Северо-западного гуна помрачнело. Я заметил, как он закатил глаза к небу и вполголоса посетовал своим слугам: «Чтоб его, этого правителя Се! Ничего не смыслит и знай лишь талдычит про обезьяньи задницы».