Последний Иггдрасиль

Мы целуемся, ощущаю звездный свет на ее губах. Достаю из багажника одеяло и стелю на землю. Мы ложимся.

Внизу тихо плещутся волны, все вокруг в сиянии звезд.

— Это действительно мои волосы, — шепчет Пэт.

Гадаю, куда подевался мой холод. И отчужденность. Нет, отчужденность на месте. В моих объятиях чужая.

Мужчина, женщина, озеро, звездный свет. И Марс — там, высоко-высоко. Мужчина и женщина. Занимаются любовью.

— Джуди вчера звонила. — Мать переворачивает на сковороде бекон. — Такая приятная девушка.

— Мам, мне глазунью с одним желтком.

— У них будет барбекю. Дети очень на тебя рассчитывают.

Карл, Кевин и Сьюзан. Соевые гамбургеры и синтезированные хот-доги. Может, вареная кукуруза. Все это часть незыблемой замысловатой схемы. Работа, жена, дети, пенсия. Торжество среднего класса. Схема меняется лишь с наступлением войны, да и то ненадолго. Бог сотворил Землю для среднего класса.

А для кого Он сотворил Марс?

Вместо барбекю иду к Большому Чарли. После смены Пэт приглашает к себе. По дороге рассказываю про заявление и заключаю: «Меня обязаны принять».

— Ради этого ты летал на Марс?

— И ради этого тоже. Колледж мне не светил — высшее образование среднему классу не по карману. Остается госслужба. Единственная проблема — слишком много кандидатов. Вот и приходится лезть через окно.

— А в отпуск будешь красить стены?

— Разумеется.

Мы сидим на кровати.

— Наверное, я чересчур цинична. Просто когда раздеваешься, мир обнажается в ответ.

— Это твои настоящие волосы?

— Ты же знаешь, что нет.

Пэт снимает парик, трясет головой — мягкие каштановые кудри рассыпаются по плечам. Мы целуемся, холодность ушла безвозвратно.

— Экзамен завтра в девять утра, — объявляет отец. — На цокольном этаже.

— Джуди опять звонила, — добавляет мать. — Приглашает на ужин. Ее родители вернулись, хотят познакомиться. Ах да, еще звонили из бюро по колонизации. Просили перезвонить.

Набираю номер. Оказывается, им не хватает людей. Интересуются: может, я передумал. Отвечаю:

— Черта с два!

Ужинаю с родителями Джуди. Они — точная копия моих. В честь такого случая мать подает отбивные из настоящей свинины. Джуди испекла яблочный пирог. Детям достается по два кусочка. Мне один. Пирог очень вкусный. В какой-то момент картинка словно замирает. Джуди, родители, дети превращаются в мрамор. Меня окружают статуи. Я единственный живой за столом. Видение исчезает, передо мной вновь среднестатистические американцы, с аппетитом уплетающие пирог.

Джуди моет посуду, потом устраиваемся с ней на крыльце.

— Слышала, завтра экзамен.

— Да.

— Твоя мама говорит, ты участвуешь. Удачи.

— Нет, я лечу обратно.

Пауза. Джуди сосредоточенно катает камешек носком туфли. Наконец:

— Этого следовало ожидать.

Я молчу. А что сказать?

— Там настолько хорошо?

— Поначалу думал, что плохо, но, похоже, ошибался.

Прощаюсь с ее родителями, детьми. Мальчики явно напуганы. Целую Сьюзан и не ощущаю холодности. Малышка еще знает, что она с Земли.

Прощаюсь с домашними. Отец говорит, что понимает. На самом деле нет. Мать плачет. Они уже все за меня решили. Приезжают дядя и тетя. Жму руку дяде, целую тетю. Дядя украдкой косится на меня. Прикидывает, не сумасшедший ли я.

Захожу попрощаться к Пэт. Она выходит из-за стойки.

— Я тоже еду. Если возьмут.

— Возьмут.

Дома она укладывает вещи и вдруг заявляет:

— Если что, мы свободные люди, ничего друг другу не должны.

— А если я хочу наоборот?

— Как скажешь.

— Зачем ты летишь?

— Обрести дом.

— Марс тоже обнажится, рано или поздно.

— Нет, если не разденусь первой.

Шаттл взмывает ввысь. Любуюсь ее лицом в звездном свете. Сквозь правильные черты проступает сила и решительность. Из Пэт получится отличная марсианка. Среди добровольцев замечаю знакомых. Мы вместе возводили комплекс под марсианскими лунами. Марсиане летят домой.

ГЛОТОК МАРСА

I

Алонсо Шепард, начальник бюро геологоразведки, внес последние данные по Девкалиону, сунул документ в папку с пометкой «Д» и через стол передал секретарше.

— Подшейте, и пора по домам, мисс Фромм. Уже почти полночь.

Мисс Фромм была марсианкой — точнее, представительницей первого поколения рожденных на Марсе, и потому считала себя местной. Шепард, проведший на планете меньше года, считал себя чужаком.

Впрочем, чужачкой казалась и мисс Фромм вопреки ее марсианскому происхождению. Наблюдая, как она убирает папку в специальный ящик, он сравнивал ее с утонченными женщинами, обитавшими на Марсе тысячи лет назад, в период расцвета цивилизации, с женщинами, чей образ увековечен на картинах, висящих в марсианском зале музея искусств «Метрополитен». Высокая, аппетитная, по собственному заявлению «настоящая секс-машина», мисс Фромм страшно тяготилась сравнением с древними марсианками, чем доставляла Шепарду невероятное наслаждение. Сколько бы он ни пытался взрастить марсианские виноградники, те никогда не будут плодоносить из-за лисичек, вроде мисс Фромм, подрывающих корни.