Последний гетман

В сторонке жалась сестра, не смея при людях прильнуть к седлу мужа. Гетман тоже не обращал на нее внимания. Лишь дома, скидывая мундир, наказал своим прислужникам:

– Присмотрите за ней.

Полковник Галаган, как водится, не оглянулся. Плохой знак – оглядываться.

X

Молва о щедрости гетмана опережала его доходы, но что делать? Доходы, конечно, немалые, но где им угнаться за молвой. Это как степная зимняя завируха – от моря Черного до Днепра-Славутича метет. Человека подхватывает живьем, да хоть и с конем вместе, крутит-вертит, пока носом в снег не кинет.

А хоть и летом: те же ветра. Знай души распаляют, а что с ней, душой-то, поделаешь? Мать, Наталья Демьяновна, хоть и статс-дама двора ее величества, а попросту советовала:

– Ты, Кирилка, построже управителей набери. Хай кнутом за тоби машут. Усю стэпу украиньску не накормить.

По ее совету и взял Шишкоша Годянского. По происхождению шляхтича, по характеру гайдука. От Мазепы еще пошли они, гайдуки. Личная полиция, личная расправа и личный разбой. Когда видели на дороге к своей хате гайдука, так стар и млад прятался, шепча друг другу:

– Злыдень иде!

Конечно, времена не те, не те и гетманы. Шишкош Годянский кнутом никого не порол, а копейку панскую берег. Не без своей же выгоды. Но больно уж жить хорошо стало! Тем же степным ветром никчемное попрошайничество и отмело от пана-гетмана. Вроде бы все довольны и все низко кланяются при встрече.

Беда в том, что земли степные никем не меряны и никем не межованы. Кто сколько отхватил во времена оные, тем и владел. Саблей ли, судом ли полковым – другого не было, – права свои защищал, и то дело. Без защиты земли уносило степным ветром. Чересполосица была такая, что не пойми, где чье. Управитель, он же и гайдук гетманский, пришелся как раз впору. Пан ясновельможный вздохнул свободно. Имения его, подаренные Государыней в свое время, в разные годы и по разным поводам, прикупленные тож, были разбросаны по Киевщине и Черниговщине в невообразимом беспорядке. Управитель Шишкош Годянский старался земли гетманские упорядочить. Где округлить, где прикупить, где и самочинно отрезать-прирезать.

Так и наскочил на него черниговский помещик Будоляха. Когда-то служил в реестровых казаках, да был отсечен татарской саблей по локоть. Однако ж не запропал, не занищенствовал, как многие такие. Удел ему от отца по Десне достался, он тоже его маленько округлил, хозяйствовал хорошо и думал, что так до скончания века. Ан нет! Удел-то свиной кишкой в гетманские угодья завивался. Даже дорога через Будоляху шла. Управитель попробовал было поговорить с паном-гетманом, да куда там! Отмахнулся:

– Не с руки мне судиться.

Зато с руки было управителю. Он пригрозил:

– Смотри, Будоляха! И вторую руку отмахну.

По весне свою дорогу через кишку провел, а вдоль нее бахчу знатную разбил. Гетман добился свободной торговли между Малороссией и Великороссией – гар-бузы прямиком до Тулы и Москвы шли, а там и далее, до Петербурга. Будоляха год смотрел, второй упрашивал и подал в суд. Глупый! Суд-то полковой, значит Черниговский. Будет ли полковник судиться с гетманом, да хоть и с его управителем?

Не добившись в суде толку, стал грамотей-помещик писать на судей жалобы. Само собой, аппелируя к ясно-вельможному гетману. Опять же глупец! Как дойти его бумагам до гетмана? Застревали еще в первых канцеляриях. Добро, что Шишкош Годянский хоть и гайдуком себя считал, но в кнуты не брал. А жить-то надо Будоляхе. Пятеро дочек, одна красивше другой, а кто их замуж возьмет? Старшая, Ганнуся, и надоумила:

– Татко, сходи к ясновельможному.

Легко говорить! И до ворот гетманских не доберешься…

– Татко, после полудня пан-гетман выходит в сад прогуливаться. Сама видела. Перехвати его там, под вишнями. Как поменьше я была, мы с дивчинами за вишенками лазили. А ты-то? Иль не казак, татка?..