Последний гетман

Она уже получила изрядный нагоняй от Государыни, грозный выговор от канцлера, выдержала грозу от крутого на язык и на руку камергера Алексея Григорьевича – и явилось Раево. Следовало по-женски, с глазу на глаз, допросить Великую Княгиню:

Выбрав время, начала без обиняков:

– России пожеланный наследник – будет ли, ваше высочество?

Великая Княгиня без смущения ответила:

– Как Бог даст, Мария Симоновна.

– У русских говорят: Бог-то Бог, да и сам не будь плох.

– Правильно говорят.

Чоглокова решилась на полный допрос:

– Сережа-то Салтыков куда смотрит?

– Куда и положено смотреть камер-юнкеру – на Великую Княгиню.

– Вот-вот, – обрадовалась откровенности Чоглокова. – Денно ли, нощно ли?

– Ночные дежурства не входят в обязанности камер-юнкера.

– Вот как! – Чоглокова поняла, что слишком рано обрадовалась. – А Петр-то Толстый? В таком разе – не изволит подежурить… возле молодой да красивой женщины? А Репнин?..

– Репнин! Не смешите, Мария Симоновна!

Ей было не до смеха. «Инструкция» Государыни никак в эти ответы не помещалась.

– Лев Нарышкин, хоть и немолод?..

– Родич графа Кирилы… Господи, пустой пересмешник!

Оставалось последнее:

– Ладно уж, я не выдам. Неуж Кирилл Григорьевич? То-то он кажинный день с цветами шестьдесят верст делает!

Великая Княгиня иронично улыбнулась:

– И с шоколадом даже, с конфектами.

Это мало что проясняло. Надо было дожимать Великую Княгиню, для ее же собственного блага.

– Шоколад там, цветы… Гуляете, вижу, вдвоем?

– Случается… – вовсе уже без стеснения посмеялась Великая Княгиня, – вон опять прикатил! Извините, невежливо прятаться.

Она ушла навстречу графу Кириллу, оставив Чоглокову в полном недоумении.

На летней вороной паре, в легкой, открытой коляске. Несмотря на некоторую уже полноту, резво спрыгнул наземь, велев кучеру отвести запаренных лошадей в тень.

Но не успел руку поцеловать, как Великий Князь подбежал, обрадованно:

– Вот хорошо-то! Мы в жмурки играть собрались. А как без вас, любезный граф Кирила?

– Без меня никак нельзя, – отвесил Кирилл встречный поклон, оставляя Великую Княгиню на попечении подлетевших женщин. В Раево немало всякого народа под застряло. Кому хочется пыль клубить на Ярославской дороге? Находили причины, отговаривались. Кирилл знал, что брат Алексей себе подагру выдумал, в карете позади процессии тащится да от скуки венгерское попивает, свояк Нарышкин несварение желудка надумал, приплясывает возле самой хозяйки. Княжны Гагарины, Голицыны – на правах фрейлин Екатерины Алексеевны, канцлер Бестужев-Рюмин – на правах старости, Петр Репнин – уж и незнамо как, тут же в жмурки играет… Граф Кирила вышел из коляски и с поклоном вынес ведерко с роскошнейшими, росисто сверкавшими розами. Наверняка в дороге кропил, потому что и веничек из гусиных перьев тут же торчал. Великая Княгиня улыбнулась этой предусмотрительности и сама цветы покропила. Граф Кирила развел руками: что, мол, поделаешь? Он не мог отказаться от шаловливого приглашения Великого Князя. Убежали на поляну, под тенистые ели, откуда уже неслось игривое:

– Ау!… Ау!…

Скоро и голосок Екатерины Алексеевны приобщился. Ошибиться было нельзя.

Великий Князь унесся за фрейлинами, которые не слишком-то и скрывались за елками. Чоглокова, строгая матрона, приставленная-то соглядательницей к Великой Княгине, кажется, сама увлеклась Петром Репниным, да что там – своячок Нарышкин кого-то по кустам ловил…

Граф Кирила без труда отыскал Екатерину Алексеевну, у нее тоже не было желания шастать по кустам; и так темные волосы листовой прозеленью перемежались. Кирила снял один листок, с извинением:

– Кажется, без спроса… Она грустно посмеялась:

– А что, у женщины надо спрашивать?..

Не знала, что он не ведал, как сообщить ей скверную весть.

Но ведь нужно?..

Ага, чуткая душа, по лицу догадалась:

– У вас неприятности?

Он долго надувал щеки, и без того округлые. Понимал, что это не красит его, да ничего не мог поделать. Говорить трудно… и скрывать нельзя:

– Неприятности у вас, Екатерина Алексеевна. Граф Сергей Салтыков отправлен в шведское посольство… с глаз долой, как понимаете…

Она долго кусала горький осиновый лист, вычесанный пальцами из волос. Крепкая душа, на лице ничего не отражалось. Даже вроде бы с неудовольствием, после долгого молчания, ответила:

– Странно, граф Кирила, я, кажется, не давала вам поручения в отношении графа Салтыкова?

– Я только к тому, почему он не взят в этот раз к вашему двору, а Государыня хоть и в путешествии, но указы-приказы и с Ярославской дороги идут…

– И похвально, что даже на богомолье ее императорское величество не забывает своих государевых обязанностей. Оставим этот разговор, граф Кирила. Никак вас кто-то зовет?..

Да, из солнечного березняка слышались голоса княжон Голицыных:

– Граф Кири-ила… ay, ау!

Но прежде чем он отошел, Великая Княгиня положила ему свою ловкую ручку на плечо:

– Не обижайтесь на меня, Кирилл Григорьевич. Мне и без того тошно… Надеюсь вас и завтра… и после… видеть здесь…

Он поцеловал ее руку и, вместо того чтоб идти на призывные голоса, пошел к растянувшемуся под темным ельником кучеру.

– Лошади просохли?