Последний гетман

Он начался в здании Кунсткамеры – достославного петровского детища – и вскоре охватил многие другие постройки докаменного, деревянного, петербургского века. Какой камень, когда царский дворец был сложен все из тех же кряжистых бревен, ну разве что хорошо обделанных и обшитых дубом. Однако ж и дворцы славно горели! Чего ж не гореть какой-то Кунсткамере… да бывшей по соседству Книжной лавке? Печи везде разваливались, истопники пьяные – пляши вприсядку – огонек горюч… Он и поплясал на славу! В едину ночь погорели и Книжная лавка Академии наук со всем имущественным складом… и многое, многое другое. Например, петровская галерея с богатейшей этнографической коллекцией – «там разные китайские вещи, платье сибирских разных народов, их идолы и сим подобные вещи». Далее, с таким трудом явившаяся петровская обсерватория – «со всеми находившимися в оной махинами, часами, моделями, небесными картами, зрительными трубами, компасами»… и прочее, прочее. Среди этого прочего и знаменитый глобус диаметром 3 метра и 36 сантиметров, именуемый Глобусом Готторптским; в свое время он подарен был Петру I герцогом Голштинским. Огонь не пощадил и всякие другие помещения и академические экспонаты – что уж говорить о ломоносовской «Риторике»! Она была к тому времени отпечатана в 606 экземплярах и находилась, еще несброшюрованная, «в верхнем академическом магазейне, у башни». Листы «Риторики» частью погорели, частью упали вниз – «иные замараны, затоптаны и подраны». Как не замарать да не затоптать- чай, тушили пожарище!

Сам президент с придворного затянувшегося бала, как есть в бархатах и орденских лентах, в первой подвернувшейся карете прискакал. А что он мог поделать? С ужасом смотрел, как гибнет все богатство Академии, о «Риторике» в эти минуты, разумеется, не думая. К одному взывал:

– Да тушите вы, идолы, тушите покрепче! Запорю… или упою вином! Главное-то здание отсекайте!…

Идолы, они же и пожарники, трудились на славу. Главное здание отсекли, но все остальное погорело или было потоптано и изодрано пожарными баграми, как ломоносовская «Риторика»; несчастный автор в ночной рубашке метался у огня и даже пытался выхватывать не сгоревшие еще листы, – еле самого профессора выхватили из головешек да в назидание его глупостей упоили вином горючим. Истинно, гори все огнем ясным!

Что уж говорить о профессоре, если сам президент возвратился во дворец «яко диавол иль сатана», в саже и копоти не только по всему подгоревшему парику, но и по роже графской. Елизавета свет Петровна в те не старые еще годы отплясывала до самого утра, «диавола» самолично встретила и вскричала:

– Свят! Свят! Свят!

А старший брат, горестно похмыкав и потрясши своим роскошным вороным париком, прежде всего утащил погорельца в туалетную комнату и велел слугам «помыть изрядно», а уж после упоил – не хуже, чем президент пожарников. Все-таки пожарники здание Академии наук спасли, а «Риторика»?«Риторику» через пять месяцев отпечатали заново и крепко сброшюровали. Дабы при очередном пожаре ломоносовские листочки огненными листьями не разлетелись по ветру.

Что там книжные лавки! Горели дворцы самых знатных вельмож по всей Первопрестольной; полыхали вдоль и поперек по всему Санкт-Петербургу. Неподвластны огню оставались разве что роскошнейший каменный дворец «второго царя» Меншикова, окончившего свои бурные дни в северном Березове, да дворец фельдмаршала Миниха, при воцарении Елизаветы Петровны тоже сосланного на Север. А новый царский дворец?.. Названный Зимним, он пребывал пока еще в чертежах мэтра Расстрелли.

Так что царские дворцы горели поярче книжных лавок. Когда на Москве, за Яузой-рекой, в ночи занялся знаменитый, на три версты раскинувшийся Головинский дворец, почивавшая там со всем двором Елизавета Петровна, что называется, в исподнем выскочила под снег и дождь. Известно, пили много при дворе, а печники да истопники не люди разве?

Повезло еще Михаиле Ломоносову, что расторопный президент у царской ручки тут же, едва умывшись, выхлопотал, выцеловал денежки на ликвидацию академического пожарища.

Часть третья ЯСНОВЕЛЬМОЖНЫЙ ПАН ГЕТМАН

I

Для графа Кирилла Григорьевича Разумовского жизнь на ретивых казацких конях летела. В сентябре 1747 года родилась у него – разумеется, не без статс-дамы Екатерины Ивановны о шестнадцати годах, – дочь Наталья, а ровно через год, в следующем же сентябре, и сын Алексей Кириллович. И того же сентября, по великому ли везенью, по царскому ли хотенью, Елизавета Петровна собственноручно возложила на него знаки ордена Белого Орла, присланные ему королем Августом III, и в этот же день пожаловала в подполковники лейб-гвардии Измайловского полка. Могла бы и прямо в полковники… но полковником-то этого полка она сама была. Довольствуйся более простым званием: командир измайловцев!

И он был, конечно, доволен-довольнешенек. А когда по сему поводу задавал торжественный придворный обед, старший брат, улучив в суете минутку, вполне серьезно сказал: