Последний гетман

«Из всех семейных историй самая крупная это история Софьи. Она до того возмутительна, что у меня едва хватает духа говорить об ней… Никогда женщина эта не была наглее, бесстыднее и в более открытых отношениях к кое-кому (??), и никогда ее лучше не принимали, более не ласкали, усерднее за нею не ухаживали!»

Какая разница – Наталья, Елизавета, Анна…

А того не поймут отколовшиеся доченьки: как ему жить старым бобылем?..

Махнул он на все это заржавелой сабелькой и, оставив Софью Осиповну в Батурине, сбежал было в Петровское.

Но и там сыновние жалобы настигали. Теперь уже больше пугал Алексей, отринутый от камер-юнкерской службы и выше, в сенаторы или камергеры, пока не попавший; по доходившим до отца слухам, за связи с нарождавшимся в России масонством. Отсюда и последовавший вскоре развод с женой, и не совместные с таким молодым возрастом сетования:

«Все пути к достижению чести и похвалы молодому человеку закрыты, кроме одного: худые или хорошие свойства души в людях не уважаются, и поставляются в достоинство одни преимущества телесные. Вы представить себе не можете теперь, в каком развратном состоянии найдете двор по возвращении вашем в Петербург. Три фаворита вдруг сильны и велики; один другого давит и старается более возвыситься унижением своих соперников».

Ладно, сынок, посмотрим…

VIII

Москва, Москва!

Ей не до гетмана бывшего было. Другие дела умы занимали. Мало дворяне, мало знать – пиры да балы, балы да опять же пиры.

Кто и полушки в кармане не имел, все равно кричал:

– Едет, едет!

– Уже с последней станции!…

– …с заставы Серпуховской!…

Какие там гетманы! Москва в очередной раз разгулялась. Потому как очередным днем, по дороге к трону, остановился в Первопрестольной князь Потемкин-Таврический. Гордый князь Тавриды. Императрицу со всей ее свитой в гости к себе возил.

Чудеса были такие, что все ахали:

– По единому мановению руки!…

– …целые деревни обочь вставали, как из-под земли!…

– … по всему тракту сады возрастали!…

– …святые купола звоном к небу поднимались!…

– … ангелы с обочин дорог взлетали!…

– .. орлы под небеси песнь победную трубили!…

То ли были «екатерининские деревни», возраставшие как грибы за единую ночь, то ли не были – Москве все едино. Москва громче орлов трубила:

– Едет, едет!…

Сколь ни горд был всесильный князь Тавриды, но в первый же день навестил старого друга. Они обнялись истинно по-царски и засиделись же – царям на зависть. Каждый между тем думал: «Я-то еще ничего, а он совсем плох…»

Верно, хвори донимали графа Кирилла:

– Ноги сдают, голова долу клонится, рука, видишь сам, чарку не держит… Бабы, говоришь? Каки-ие бабы! И сожительницу свою толком не обслужишь… Полно, князь. Вот ты в прежнем фаворе!

– Полно, граф. Фавор не вечен, молодежь вокруг кобенится…

– А бывало-то, бывало!… Ночью карты, а днем бильярд – когда же спалось?

– Да-а, на Дунае-то!… Утром молдаванка, вечером турчанка, а на опохмелку хохлушку подавай. Хохлушки что галушки, духом единым сыть нагоняют. Правда, гетман?

– Хоть давно уже не гетман, а правда твоя, князь: хороши галушечки… бывали!

Посидели при домашней музыке, наскоро для друга Таврического на хорах собранной. А все равно разлюбезной. Под конец и охать перестали. Как помолодели.

Наутро болезное тело, а делать нечего – надо визит отдавать. По всей форме фельдмаршал собрался, даже притопнул пред ступенями кареты, проверяя ноги.

Следовало ожидать, что и князь Таврический форменным образом предстанет. Если не с саблей золотой, высочайше подаренной покорителю Тавриды, так в камзоле парадном, на зависть экс-гетману. Готовился Разумовский к такому предстательству.

И что же?.. Хоть за полдень уже было, Потемкин принял его по обыкновению неодетый, в шлафроке.

– Охо-хо, граф…

– Охо-хо, князь… Я-то постарше, телесами похуже, да при параде, чтоб тебя не обижать… Хоть и тяжко мундир носить.

Вроде как устыдился бывший унтер-офицер, а ныне генерал-фельдмаршал, явившись в ночном колпаке. Но смехом отмахнулся:

– Таковы мы, русичи! Не англичане. Когда мир с турками заключали, они как воронье вкруг нас кружили. Не воюя, кусок себе урвать! Наши в чем придется после боя, хоть в полном неглиже – по такой-то жарище! – а он, лорд проклятый, и на солнцепеке, и середь ночи, при голожопом серале… ха-ха, при всех орденах и белейших перчатках. Да разве бабу-то без перчаток нельзя взять, граф?