Последний гетман

– Если король просит – нельзя отказываться. Но как вы догадываетесь, мне нужно время на сборы…

– О, никакое время! – успокоил предусмотрительный курьер. – При мне королевская карета, специально посланная за вами. Возьмите, если изволите, самое необходимое, а все остальное – повелением моего короля! Король любит – быстро марш, марш, а я слуга короля, мне надлежит исполнять его волю.

Кириле жаль было расставаться с Мартой, не окончив такую важную беседу – об их общей будущности, – но Теплов грозно разводил руками: как же, король!

Новоиспеченный граф уже кое-что понимал в «дипломатической политик», к нему несколько раз заходил русский посол, граф Чернышев, передавал наказ брата; наверно, и самой государыни: на прусской границе пахнет войной, держи ухо востро! Чернышев не скрывал, что инкогнито Ивана Ивановича Обидовского раскрыто дошлыми прихлебателями европейских дворов, а особливо прусскими ищейками, прощупывавшими настроения русского двора, – как говорится, на ловца и зверь бежал. Фамилия Разумовских, подпиравших российский трон, была на слуху. Посему и наказывал его сиятельство граф Алексей Разумовский – понимай: Государыня, сама Государыня! – чтоб дальше Германии и Франции не изволили отлучаться, потому что в Европе вот-вот начнется военная замятия, при которой и Россия, вероятно, не останется в стороне. Весь вопрос – чью сторону принять: французскую, английскую или прусскую? Все остальные плясать будут под их военные дудки, даже не по чину горделивые австрияки, даже настырные шведы, коим неймется после позорного, Петром навязанного Нейштадтского мира. Не подпадите, Кирилл Григорьевич, под чье-нибудь коварное влияние! Так наказывает в депешах ваш высокородный брат.

Кирилл подремывал на жестких подушках, при каждом толчке вскидываясь: ну и король! Неужели Государыня Елизавета Петровна сидела б на таких кожаных седлах? И то сказать: король Фридрих привык к седлу – как и дитя не привыкает к люльке!

Думать что-либо, а тем более разговаривать не хотелось, нарочно нагонял дорожную сонливость. Дорога от Берлина до Потсдама не дальняя, усталых лошадей не меняли. Но – дремлется. Благодаря тому, что всю прошедшую ночь они с Мартой, почитай, не спали, похихикивая над тем, как мамаша исхитряется, не теряя своего дородного лица, «по ошибке» всякий раз вместо своей попадать в комнату осторожнейшего наставника. Наверно, завтрашнее меню обсудить… или что еще такое важное…

У него было время всласть поиронизировать даже на жестких кожаных подушках, пока наставник Теплов занимал разговорами королевского курьера.

Но как бы там ни было, в скорый час прибыли в Потсдам. Королевская прислуга, видимо, была предупреждена о визите российского гостя, да и курьер вперед убежал – граф Кирилл Разумовский и его сопроводитель Григорий Теплов не слишком и долго пребывали в приемной.

– Его королевское величество ожидает графа Кирилл Разум… овский!…

У Григория Теплова хватило ума смекнуть: эге, его-то ведь не приглашают!

Кирилл в одиночку перешагнул высокий порог, кажется, и устроенный для того, чтоб все входящие непременно спотыкались, кланяясь. Однако у него хватило сил устоять на ногах. Сделав несколько шагов, он склонил голову в глубоком придворном поклоне.

А когда разогнулся, было чему удивляться! Здесь позолотой, атласами и бархатами не баловались. Истинно, военный кабинет, к тому же и мрачноватый. Тому способствовали синего, глубокого цвета стены, дубовые, гладко отполированные штанами кресла, весьма куцый ковер перед столом… да и какой там стол – просто рабочее бюро! Правда, красного дерева, с некой бронзой письменных принадлежностей и каких-то неизвестных воинских статуэток. Но все равно – не ширь позолоченная, а то и вовсе золотая, Государыни Елизаветы, ее роскошнейшие безделушки, вальяжные бархатные кресла, диваны и диванчики, ее главное, отражавшее солнце креслище, больше похожее на трон. Нет, Фридрих И, король Прусский, предстал истинным воином, поджарым, подтянутым, готовым в любую минуту вскочить в седло. Может, не слишком изящно, но он встал пред гостем и вышел из-за своего бюро, где и работал, пожалуй, стоя: бюро делилось в поперечине на два уровня, с разными приборами на каждом. На одной половине писались военные приказы, а на другой протирались штанами житейские несообразности. Кирилл знал о бедном прусском короле, который жаждет земли, богатства для своего махонького королевства… и еще раз – земли, житейского пространства для своих исстрадавшихся от безземелья и потому отчаянно храбрых пруссаков! Но все-таки юный, семнадцатилетний граф Кирилл Разумовский не ожидал, что после приветствий, расспросов о здоровье Государыни Елизаветы Петровны и герцога… да, герцога! – Алексея Разумовского король начнет жаловаться на бедность своего королевства. А выходило именно так – Кирилл, усаженный, как прусский полковник, в дубовое кресло, прекрасно понимал немецкую, по-военному рубленную речь короля, и не совсем уж придворно, если вникать в суть, кивал своим парадным, светлым париком.