Последний гетман

«Для пресечения сего мне кажется можно способ употребить, чтоб двух-трех бездельников (Орлика там, Мировича и иже с ними) ИСТРЕБИТЬ, которые в Крыму исстари живут, и будучи заражены старинными мыслями, по-старинному пишут и рассуждают, забыв то, что Украина после того времени, можно сказать, совсем переродилась, и совсем не то правление, не такие правители; не те почитай люди, и следовательно, не те уже мысли в них пребывают. Для успокоения все-го мне кажется, что можно сих плутов оттуда украсть или каким способом истребить…»

Вот до какой кровожадности дошел!

Старший брат несколькими словами охладил его пыл:

«Уймись, младшой! Перемелется – мука будет. Из нее пирогов тебе знатных напекут, да под венгерское-то, а? Испей лучше за мое здравие. Славно аппетит поднимает».

Гетман испил и брату послал его любимого винца. Право, смягчилась душа.

Следующее письмо, уже канцлеру Воронцову, писал совсем с другим настроением, в своем житейском тоне:

«Провизия моя венгерских вин из Токая пришла благополучно, о чем я по причине нынешних обстоятельств немало сомневался. Не мог я оставить, чтобы с в.с. оною не поделиться, из которой теперь имею честь послать в.с. десять анталов, из всякого сорта по одному, в.с. усмотрите, что нынешнего года венгерские вина очень хороши. Прошу оные в здравие употреблять».

V

Не подметные письма, а какой-то ропот в народе тревожил гетмана. На базаре толковали о «самостийности». В шинках бурчали, что горилка подорожала – с пятнадцати копеек до двадцати за ведро. У казаков – кони в несусветный рубль поднялись. У баб – плахты больно линючие стали. У кузнецов – сабли некому сбывать, потому что гетман ни с кем не воюет…

Да и мирное время – не время. Вот угоди ж ты народу!

А он-то, ценя эту мирную тишину, все бьется над реформами… Так ли уж мало сделано? Уже при новой Императрице прошла перепись населения, чтоб показать – что есть Малороссия. Многих трудов и поклонов потребовал указ об уравнении чинов малороссийских с великороссийскими. Екатерина милостиво, на первых-то порах после переворота, приняла прошение гетмана, но потом оно чуть не затерялось в недрах комиссии, толковавшей права и вольности дворянства. Слава богу, гетман Разумовский был в этом дворянском сборище, довел свой очередной прожект до указа.

Схожим оказалось и «Положение о рангах Малороссийских». Оно тоже немало попортило крови гетману, прежде чем облеклись в сенатский указ..

Да и все остальное, начиная с учреждения земских судов, отмены пошлин и запрещения российской армии, проходящей через Малороссию, обирать поселян. Провиант? Фураж? Извольте покупать, как везде делается. Даже губернатору Мельгунову, отцу своего управителя, не позволил армейский грабеж.

Могли бы после всего этого и благодарить гетмана его любимые хохлы?

Как бы не так! Чем дальше шло время, чем больше стекалось в Петербург доносов на гетмана, тем настырнее и свои хохлы становились. Начали уже в открытую кричать:

– Извычай нарушается!

– Старинные вольности ганьбят!

– Разумовский – ды швидкий ли на розум?

– Самостийность нашу не борониць!…

Не понимают, дурные, что криками своими только ухудшают положение гетмана. И Малороссии, само собой.

Разумовский поспешил созвать генеральное собрание. То ли малая рада, то ли некая ассамблея.

Полковники, старшины, сотники, разных чинов городские управители. В театре сели, где еще витал дух Ваньки-Каина. Не слишком-то трезвы были собравшиеся, да и мало что понимали в угрозе, нависшей над гетманом. Одно умели – орать:

– Батько, неможно жити без войны!

– Веди в якой ни есть поход!

– Наши сабли с тобой, батько!

– Гуторят, на Крым вдарим?..

Вот так: он помышлял, чтоб двух-трех горлопанов изловить, а они хотят целой казацкой ордой, не спросясь Государыни, броситься в Крым. Как в прежние времена бывало.

Разумовский в самом начале собрания, под гетманским стягом, под гордо вскинутой на руке булавой заявил:

– Если вы так будете кричать, булаву-то у меня отберут, смотрите!

Лучше бы о том не заикался… Сейчас же громогласно вспомнили:

– Кто посмеет отнять нашу булаву?!

Они-то по пьянке запамятовали, а он в памяти всегда держал: булаву ему вручала Государыня Елизавета Петровна; казацкий круг только делал вид, что за графом Кириллом Разумовским ее утверждает. Вполне понятная истина: кто меч влагает в руку, тому и служи. Королю ли польскому, князю ли литовскому, царю ли русскому. Нынешняя Императрица – этого не знает? Упустит малороссийскую булаву из-под своего скипетра?

Он тринадцать лет булаву хранит – вечно ли?..

Полковники, ближе всего сидящие к гетману, как слышали его мысли. Все были во вновь учрежденных мундирах, при красных воротниках и красных обшлагах, под который можно засунуть платок, но уж горлач никак не спрячешь. Не жупан, не свитка какая-нибудь, с бездонными карманами. Сам гетман был в таком же мундире, ну, разве что вместо желтых пуговиц – золотые да Андреевская лента через плечо. Ежились непривычно полковники, поглядывая на своего вальяжного, но подтянутого гетмана. О чем-то сговаривались, кивали более грамотному Кочубею. Ага!…