Последний гетман

Каково же было его удивление, когда Монплезир оказался пуст. Петр Федорович ботфортом распахнул зазвеневшую стеклом дверь и пошел по маленьким и низким комнатам дворца, точнее павильона, вовсе не предназначавшегося для увеселений. За ним робко жалась многочисленная свита, уже предыдущими сумбурными днями приготовленная к чему-то необычному. Петр Федорович, как обманутый мальчишка, требовательно звал:

– Ее величество? Где ее величество?

Наконец решили сказать, что ее величество принимает в Петербурге присягу от гвардейских полков и что во главе присягающего воинства стоит гетман Кирилл Разумовский, он же командир главного бузотерского, Измайловского полка. И еще сказали: гусары и казаки перекрыли все дороги на запад, к действующей армии, которая новой Государыне не присягала, следовательно, осталась верна вам, Государь!

Однако старик Миних, фельдмаршал петровской закалки, в сказки не верил и потому предложил:

– Ваше величество, призовите сюда старшего Разумовского, пускай повлияет на младшего брата… чтоб отошел от бунтарей!

Это тоже была сказка, но если Миних поверил в нее, почему же не верить Императору? В своем императорском величии Петр Федорович не сомневался.

Вот и прискакал целый отряд голштинцев в Гостилицы, которые недалеко от Петергофа, хотя и на отшибе. Приказ устный, но умудренный жизненным опытом фельдмаршал Разумовский цену приказам, подтвержденным выдернутыми из ножен саблями, хорошо знал.

– Сей момент, господа офицеры! Только запрягут мою карету… для седла я слишком стар.

Делать нечего, пришлось голштинцам маленько подождать. А пока запрягали вороную четверку – он двух гонцов послал, одного к гусарам, другого к казакам. Сам-то решил на хитрость глупого Императора взять. По прибытии в Ораниенбаум Разумовский по всему придворному этикету отдал честь вертлявому голштинцу, все еще мнящему себя Императором:

– Я слушаю вас, ваше величество.

Петр Федорович был рад такой преданности второго человека Империи времен его тетушки.

– Граф, – многозначительно взял он за отворот камзола, – в полной доверенности пребывая к вам, мы предлагаем: отговорите от глупостей младшего братца. Что, бунт? Против нас? В вашей власти, граф, сделать так, чтоб неразумный гетман не пострадал. Обещаю полное прощение… и забвение всех обид!

– Вы великодушны, ваше величество, – опять поклонился елизаветинский фельдмаршал. – Я постараюсь должным образом исполнить ваше повеление. А чтоб оно прошло еще лучше, решаюсь похитить графиню Екатерину Ивановну – как наглядный укор его благоглупостям. Вы не возражаете?..

– Как можно возражать против такого наглядного доказательства? – даже шаркнул носком ботфорта повеселевший голштинец, снова почувствовав себя царем.

Не отличавшаяся великим умом Екатерина Ивановна было запротестовала:

– Но я хочу… веселиться!…

Тут уж Петр Федорович притопнул:

– А я хочу… как хочу! Без разговоров в коляску!

Четверка вороных, с личными гайдуками фельдмаршала Разумовского покатила навстречу гетману Разумовскому.

Немного и отъехали, как коляску нагнал казачий атаман Ефремов, тяжелой саблей отсалютовал фельдмаршалу:

– Ваше сиятельство! Все выходы из Петергофа заперты. Алексей Орлов остальные дыры своими гусарами затыкает. Мы уж хотели было графинюшку, – он отдал поклон дремавшей на подушках Екатерине Ивановне, – за неимением ничего лучшего, освободить своими сабельками, да прознали, что вы…

– И хорошо, что прознали, – выйдя из кареты, пригнул Алексей Григорьевич к своему высокому плечу атаманскую голову. – Для такой оравы голштинцев ваших сабелек маловато. Ступайте к своим. Дальше мы сами доберемся. Встреченные путники говорят, что Государыня купно с братом Кириллом и всеми полками уже вышла из Красного кабака?..

Атаман Ефремов этого еще не знал, на радостях крикнул своим сопроводителям:

– Геть, козаченьки!

Они ускакали в сторону Петергофа, а коляска покатила в сторону петербургскую, к Красному кабаку.

Кирилл Разумовский не мог поспешать быстрее, чем пехотные полки. Да и артиллерия на конной тяге, но с тяжелыми пушками, увязавшими в дорожном песке.

Опять прошла бурная пятиминутная гроза. По прошествии ее едва теплый пар повалил от земли, как выскочила встречь карета со знакомым гербом графа Алексея Разумовского: две скрещенные сабли над поникшей головой подсолнуха. У Кирилла почти то же самое на гербе было: две сабли, поднятые в двух руках, а промеж них храм охраняемый. То – да и не то, большая разница. Гетман считал себя все-таки охранителем, не в пример старшему брату, но охранял-то сейчас именно старший. Утренняя труба еще хрипела, поднимая самых заспанных, как наскочила на них карета. Общий шум и топот поднял с подушек и Екатерину Ивановну. Она высунулась в окно кареты, увидела мужа и, вместо того чтоб обрадоваться, закричала истерично:

– А дочки? Дочки где?

С седла один из гайдуков ответил:

– Дочери, ваше сиятельство, под охраной следом едут.

Алексей Григорьевич, оторвавшись тоже от сиденья, подтвердил:

– Да, так приказано.

Но Екатерина Ивановна, ничего не слыша и не видя, продолжала тыкать пальчиком в сторону мужа: