Последний фуршет

Оказавшись хозяйкой дома в Валентиновке, Лиза ничего не хотела в нем менять. У нее есть свое поле для перемен — дача. После развода со Славиком они не делили вещи. Машина и дача — ее, квартира — его. Вот уж точно говорят: хороший человек тот, с кем легко разводиться. Значит, Славик хороший. И она не хуже. Лиза улыбнулась.

Дом на улице Максутова в Петропавловске-Камчатском Лиза вспоминала редко. Именно сам дом — сооружение из панельных плит с окнами между ними. Пять этажей, застекленные балконы. Сильные ветры зимой проникали сквозь швы, даже, кажется, сквозь сам бетон, поэтому люди преграждали ему доступ хотя бы через балкон. Но Лиза часто мысленно проходилась по комнатам. В отцовской главенствовал шкаф с коллекцией ножей, которые занимали его весь, с пола до потолка. Комната была полна книг, фотографии вулканов покрывали стены.

В комнате матери тоже книги, но бумаг — больше. Потому что мать позже отца написала диссертацию.

Лиза не могла вспомнить, помогал ли ей отец писать ее. Он был человеком строгих правил и считал, что каждый сам должен делать свое дело. Иногда Лиза удивлялась себе — как это она, так похожая на отца, взвалила на себя все дела Славика. Ей даже приходило в голову, что ее замужество — следствие глубокого стресса после гибели родителей. Это не она, а другая, глубоко напуганная девочка...

Лиза поздно легла спать. Но среди ночи неожиданно проснулась и никак не могла понять, где она. Это не Крылатское, потому что рядом нет Славика. Это не дача. Это... Ах, она в своем собственном доме. В Валентиновке.

Лиза села в постели. Ей что-то снилось, хорошее. Вспомнила — цветущие орхидеи и тропические рыбки. Смешно — неужели это все, что осталось в памяти от прошлой жизни? Или — это знак ей? Но какой?

Она потерла рукой затылок, потянулась. Может, это подсказка — сделать ножи с ручкой в виде орхидей и рыбок? Нет, не аквариумных рыбок, а карпов. Японские карпы — символ стойкости. Они подойдут к дамаску, который делают мастера Никанорова. А орхидея — тоже не простой цветок. Он — символ живучести. Способный существовать без почвы, но такой нежный, ароматный, приятный — разве не знаковый цветок времени?

Лиза снова опустила голову на подушку, а глаза остались открытыми.

Итак, у нее мастерская. В ней есть горн, наковальня, два мастера. Что она должна делать со всем этим?

Она хорошо знает искусство восточного клинка и теперь может воспользоваться идеями, которые предлагала людям из Ферлаха. Она нашла способ гравировать ножи новым методом, эффектным и более дешевым, чем травление.

Почему бы и нет? Во всем мире сейчас модно холодное оружие, которое воспринимается любителями и коллекционерами как произведение прикладного искусства. Его можно рассматривать часами, получать удовольствие от красоты линий, от искусства гравировки.

В клинках должно быть нечто, что заставляло бы смотреть на вещь завороженно, отвлекшись от каждодневной суеты. И главное, что обещает успех, — они доступны всем, их не нужно официально регистрировать.

«Я справлюсь со всем этим?» — спросила себя Лиза. И вместо ответа вспомнила вчерашний разговор с Ксенией Петровной.

— Знаешь, — сказала крестная, — мой зять преподал мне один урок.

— Какой?

— Он привел мне евангельскую притчу о талантах.

— В чем она заключается?

— Я лучше тебе объясню на примере. Три человека, каждому дано по сто рублей на три года.

— Ого, — насмешливо заметила Лиза. — Опасный капитал.

— Верно. Прошло время, один упорно трудился и вернул десять тысяч.

— Ох.

— Значит, ему можно доверить ответственное дело. Второй вернул сто рублей и бумажку, где делал расчеты всех операций, которые производил с этой денежкой.

Лиза снова хмыкнула:

— Длинный был столбик, да?

Ксения Петровна отмахнулась.

— Ему тоже можно поручить кое-что. А вот третий не хотел рисковать и спрятал стольник. Его-то он и достал через три года. Это значит, человек вообще не умеет управлять деньгами.

— Вы хотите сказать, что я... четвертая? А Никаноровы дали мне такой же шанс?

— Да, считай, в сто рублей. Остальные — у тебя в голове. Уверена...

Лиза, успокоенная, быстро заснула.

— Здравствуйте. Меня зовут Елизавета Николаевна Соломина. — Лиза смотрела на себя в большое зеркало. — Теперь эта мастерская моя, — сказала она и поморщилась.

Собственный голос показался ей противно-слащавым и каким-то просящим.

Высокое зеркало в темной ореховой оправе, в пятнах утраченной амальгамы отражало ее во весь рост. Лиза надела черный брючный костюм, который купила для встреч с клиентами. Она уже вывесила в Интернете объявление, что дает консультации по японским клинкам и коллекционированию холодного оружия. Павел Лобастов согласился сдать ей в аренду комнату в своей галерее, где можно будет принимать посетителей.

Но с какой стати она вырядилась сейчас, когда идет в кузницу объявить тем, кого получила вместе с этой кузницей, что теперь она их хозяйка.

Лиза отвернулась от зеркала и взбежала по лестнице на второй этаж. Там, в маленькой комнате, где у Надежды Сергеевны было что-то вроде кабинета с большим кожаным диваном, она устроила свою спальню.