Последний фронтир. Путь Воина

— Из-за Миры. Если уж тебе исполнить предназначение, то кто-то должен научить тебя нормально драться.

— Ага, и займется этим точно Мастер Мастеров. Он — самая главная тут наседка.

Рим продолжала смотреть странно.

— А ты упертая.

Она, сама не зная того, только что повторила недавние слова Ума-Тэ, и Лин не ответила — не знала, что отвечать. Наверное, упертая, вот только плывет без знаний и направления — просто плывет. На этот раз хотя бы для себя, а не для Килли.

— Хорошо, что он тебя избил, — вдруг безапелляционно подытожила тем временем Рим.

Белинда почти обиделась.

— Иначе бы ты сюда никогда не пришла. И я была бы единственной бабой, которую взяли в свой монастырь Манолы.

— Меня бы и не взяли, если бы пришлось сдавать вступительный экзамен.

— Насрать. Хорошо.

Им обеим почему-то в этот момент было спокойно, по-своему комфортно. Может, потому что скрылось солнце, и по небу плыли живописные тучи, а, может, потому что кончилась вдруг ненужная вражда.

— А он ведь даже не курит… — эту фразу Рим бросила, когда они спускались вниз по лестнице. — Если я приду играть, мне захочется курить.

— И кури.

— Ему не понравится.

Белинда, идущая впереди, застыла монолитным колоссом, развернулась с грозным выражением лица.

— Меньше думай о том, что нравится кому-то. Нравится курить? Кури. Нравится чесать пузо и отрыгивать? Вот и будь собой.

И кто кому «наседка»?

— Быстро ты тут помудрела, — съязвили позади.

Но Лин волновало другое:

— На нас не будут ругаться, что мы пропустили медитацию?

— Тут никто никого не ругает — не заметила? Каждый учится, как хочет.

— Угу, особенно Бурам.

— Ну, Бурам — это исключение.

Уже в келье она, наконец, решилась задать вопрос, который терзал ее долгое время.

— Рим, а как тебя по-настоящему зовут?

— Рим.

Соседка впервые сидела на нижней кровати, смотрела на дыру в стене — сквозь нее — и почему-то выглядела растерянной.

— Полное имя-то у тебя какое?

— А, ты про это… Уриманна.

От неожиданности Лин поперхнулась. Притворилась, что вдохнула пыль, которую вытряхивала из одеяла.

— Да ржи ты, ржи. Не знаю, кто мне его такое дал, — тупое и девчачье.

Белинда тактично отвела смеющийся взгляд, аккуратно сложила одеяло.

— Согласна. Рим подходит тебе больше.

Глава 12

«Действие, совершенное ради самого действия, приносит удовольствие. Действие, совершенное ради другого действия, удовольствия не приносит».

Эти слова Шицу перевернули ее мировоззрение.

Белинда никогда — ни одно действие на свете, как ей привиделось после тщательного анализа, — не совершала ради самого действия. Когда-то она занималась зарядкой, но не ради гибкости тела, а ради ноющей поясницы, бегала по утрам ради того, чтобы избавиться от набранных за праздным поеданием шоколада килограмм, а не ради ощущения бега. Варила супы не для того, чтобы насладиться процессом варки и после вкусно поесть, а для того, чтобы не ругался голодный Килли. И еще, чтобы не быть плохой хозяйкой в собственных глазах.

Эти мысли повергли ее в шок.

Она ходила по магазинам не для того, чтобы дать глазам насладиться нарядами и выбрать, что нравится ей самой, но чтобы понравиться ему. Чтобы не сказали, что «плохая, некрасивая». Вытряхивала половики не для чистоты, а чтобы знать, что убралась в квартире на этой неделе, отбеливала зубы, чтобы сверкать улыбкой, — не ради самих зубов…

Она ни одно действие не совершала ради самого действия. Не была свободной, не позволяла себе ничего лишнего — ни минуты, ни цента, ни капельки любви. Все кому-то, все для чего-то…

Теперь наверстывала упущенное — будто заново училась жить.

Сигала утром в ледяную воду и бодрилась от того, что плывет, что способна это делать, что храбрая. А ледяная вода, между прочим, не просто бодрила — она придавала шоковый энергетический заряд на весь последующий день, и заряда этого хватало до вечера. Если не физического, то морального.

Отжималась теперь ради того, чтобы отжаться, — например, двадцать раз. А затем еще двадцать. А не для того, чтобы скоротать еще минутку, час, а после и весь день. Который однажды превратится в месяц и как-нибудь незаметно минет. Ведь затем так же незаметно минет и вся оставшаяся жизнь. Для чего? Если не наслаждаться? Бегала ради пробежки, медитировала ради медитации, отдыхала ради отдыха. И впервые чувствовала каждую минуту, которая перестала быть в тягость, и некую непрерывную благодарность миру за собственную жизнь.

— Давай! — орала ей Рим. — Ниже! Еще три раза, еще три!

Учила, как выжимать из мышц максимум при приседаниях, как лежать, чтобы быстрее восстановиться, как принимать пищу, чтобы лучше ощутить энергию. Помогала понять боевой «щит».

— Локти в вертикальную позицию… Теперь по диагонали! Наблюдай, куда я бью, — наблюдай, не спи, иначе все зубы растеряешь!

На них смотрели. Наверное, потому что до озера они теперь бежали наперегонки, потому что вечером вместе отрабатывали позиции ног, потому что больше не враждовали.