Последний единорог

— Нет, никогда! Я, Шмендрик Маг, запрещаю это! — Голос его сгустился, и даже нос, казалось, угрожал. — Бойся разбудить гнев волшебника. Если я решу превратить тебя в лягушку…

— Я умру со смеху, — любезно отвечала Молли Отрава. — Ты набил руку на фокусах, но не сможешь превратить сливки в масло. — Ее глаза светились внезапным пониманием. — Подумай, — сказали она, — ну что ты собираешься делать с последним единорогом на свете — посадить в клетку?

Волшебник отвернулся, чтобы Молли не увидела его лица. Не прямо, а лишь украдкой бросал он косые взгляды на единорога, словно опасаясь, что кто-то может потребовать от него вернуть этот взгляд обратно. Белая и таинственная, с сияющим как утро рогом, Она смотрела на него с пронзительной мягкостью, и он не мог прикоснуться к ней. Он сказал худой женщине:

— Ты даже не знаешь, куда мы идем.

— Ты думаешь, для меня это что-нибудь значит? — спросила Молли. И Она снова мяукнула.

— Мы направляемся к Королю Хаггарду, чтобы найти Красного Быка, — признался Шмендрик.

Что бы ни знали ее кости и во что бы ни верило ее сердце, но кожа Молли на мгновение испугалась. Но Она мягко дохнула в ее сложенную лодочкой ладонь, и Молли улыбнулась, охватив тепло пальцами.

— Вы идете не той дорогой, — ответила она.

Солнце уже поднималось, когда Молли повела их назад, дорогой, которой они пришли, мимо Калли, спавшего на своем чурбаке, мимо поляны и дальше. Люди возвращались: рядом хрустели сухие ветки, трещали кусты. Однажды им пришлось прятаться и терновнике, пока мимо не проковыляли двое усталых разбойников Капитана Калли, с горечью размышлявших о реальности вызванного волшебником Робина Гуда.

— Я чувствовал их запах, — говорил первый. — Глаз легко обмануть, они лжецы по природе, но ни у одной тени не может быть запаха!

— Верно, глаза врут, — ворчливо соглашался другой, который, казалось, нацепил на себя кусок болота. — Но неужели ты в самом деле веришь своим ушам, носу, языку? Нет, мой друг. Мир лжет нашим чувствам, они лгут нам, так кем же, как не лжецами, мы сами можем быть? Что касается меня, я не верю ни вести, ни вестнику, ни тому, что мне сказали, ни тому, что я увидел. Возможно, правда и существует где-то, но до меня она никогда не опускалась.

— Да, — мрачно усмехнувшись, ответил первый. — Однако за Робин Гудом ты бежал вместе со всеми и проискал его всю ночь, крича и плача, как и все мы. Если ты все знал, почему же ты не избавил себя от хлопот?

— Разве можно быть уверенным, — отплевываясь грязью, неразборчиво отвечал другой. — Ошибиться так легко.

В лесистой долине у ручья сидели принц и принцесса. Семеро слуг устроили в тени деревьев алый навес, и юные королевские отпрыски вкушали принесенный слугами в корзинах завтрак под аккомпанемент теорб и лютней. За едой они не обменялись почти ни единым словом, а когда трапеза окончилась, принцесса, вздохнув, сказала:

— Ну, по-моему, пора наконец покончить с этим глупым занятием. — Принц открыл журнал.

— Полагаю, ты по меньшей мере… — продолжала принцесса, но принц все читал. Принцесса сделала знак двоим из слуг, и они заиграли на лютнях что-то старинное. Сделав несколько шагов по траве, она подняла масляно блестящую уздечку и принялась звать: — Ко мне, единорог, ко мне! Ко мне, единорог, ко мне. Ко мне, ко мне! Приди-приди-приди-приди!

Принц фыркнул.

— Ты же не цыплят своих зовешь, — заметил он, не подымая глаз. — Чем так квохтать, спела бы лучше что-нибудь.

— Я делаю все, что могу! — воскликнула принцесса. — Но я никогда не звала их прежде. — Однако после некоторое молчания она запела:

Я дочь короля, я принцесса,
И, если б я лишь захотела,
Луна с небосвода поспешно
Брошью на грудь мне слетела.
Никто хвалить не посмеет
То, что не нравится мне.
Все, что хочу, я имею,
Не знаю я слова «нет».

Я дочь короля, я принцесса,
Но старше я день ото дня,
В тюрьме молодого тела
Я устаю от себя.
И я бы ушла скитаться
Нищенкой вдоль дорог,
Чтобы хоть раз издалека
Увидеть твой светлый рог.

Она пела, потом вновь принялась звать:

— Ну, единорог, ну, иди сюда, ну, мой хороший, — а затем сердито сказала: — Все, что я собиралась сделать, я сделала. Я отправляюсь домой.

Принц зевнул и сложил свой журнал.

— Ну, что же, мы отдали должное обычаям, большего никто и не ожидал, — сказал он. — Это просто формальность. Теперь мы можем пожениться.

— Да, — согласилась принцесса, — теперь мы можем пожениться. — Слуги стали укладываться, двое заиграли на лютнях веселую свадебную мелодию. Опечаленно и с вызовом она сказала: — Если бы на свете действительно были единороги, кто-нибудь из них пришел бы ко мне. Едва ли возможно звать нежнее, к тому же у меня была золотая уздечка. И уж, конечно, я чиста и непорочна.