Последний довод королей

– Лучше сделать дело, – еле слышно произнес Логен, – чем жить в страхе перед ним.

Он вспомнил, когда отец сказал ему это. Это было в задымленном зале, где на его морщинистое лицо падал неверный свет от огня в очаге. Он вспомнил, как, улыбаясь, говорил это своему сыну – на берегу реки, уча его ловить рыбу руками. Отец и сын, оба мертвы, земля и прах. Логен уже никого этому не научит. Никто не будет горевать по нему. Но какая разница? Кого волнует, что скажут о тебе после смерти, когда ты уже вернулся в грязь.

Он взялся за меч Делателя, ощутил, как щекочут кожу нарезки на рукояти. Вынул клинок из ножен, размял плечи и шею. Вдохнул еще раз холодного воздуха и пошел вверх по склону, через толпу, что полукругом собралась у ворот. Тут стояли карлы Ищейки, горцы Круммоха и солдаты Союза, что предпочли задержаться и посмотреть, как бьются бешеные северяне. Все прекрасно осознавали: от исхода поединка зависит не только жизнь Логена, а еще много, много других.

– Это Девятипалый!

– Девять Смертей.

– Закончи с этим!

– Убей эту тварь!

У стены ждали выбранные им люди, все со щитами, и среди них – Вест, Пайк, Красная Шапка и Трясучка. Насчет последнего Логен сомневался, но он спас Трясучке жизнь в горах, а это что-то да значило. Впрочем, «что-то» – почти ничего, когда речь заходит о возвращении долга, это как тонкий волосок, на котором висит твоя жизнь. Однако делать нечего, жизнь его всегда висела на волоске, сколько он себя помнил.

К нему присоединился Круммох-и-Фейл. Идя следом за Логеном, горец нес щит – тот казался крохотным на его огромной руке, – а свободную ладонь положил себе на брюхо.

– Предвкушаешь бой, Девять Смертей? Лично я – да!

Логена хлопали по плечам, старались подбодрить словом. Он молчал. Входя в круг, он не посмотрел ни вправо, ни влево. Позади него образовался плотный полукруг щитов, толпа приникла ближе к границе площадки. Люди шептались, старались получше рассмотреть. Пути назад не осталось, да и не было его никогда. Всю свою жизнь Логен шел к этому поединку. Встав посреди круга, он развернулся к стенам Карлеона и крикнул:

– Рассвет! Время начинать!

В тишине умерло эхо его голоса, и ветер зашелестел палыми листьями по траве. Тишина затягивалась, и Логен уже начал было надеяться, что никто не ответит. Что ночью враг ускользнул из осажденной твердыни, и поединок не состоится.

Потом на стене показались люди – они заняли все бойницы: воины, женщины, даже дети, забравшиеся на плечи родителям. Похоже, на стены вышел весь город. Раздался скрежет металла, и высокие ворота чудовищно медленно начали открываться. Сперва свет проник узкой полоской в щель между створок, затем хлынул потоком. Из крепости вышли две колонны воинов.

Карлы: суровые лица, спутанные волосы, тяжелые кольчуги и раскрашенные щиты.

Некоторых Логен знал – приближенных Бетода, что сражались за него с самого начала. Проверенные, закаленные воины, кто не раз держал щит за Логена на дуэлях. Они встали тесным полукругом, замыкая кольцо ограждения. На их щитах, выщербленных и помятых за сотни сражений, красовались морды животных, деревья и башни, потоки воды, скрещенные секиры. Карлы обернулись лицами к Логену, оказавшемуся в клетке из плоти и дерева. Путь наружу был один – убить. Или, само собой, умереть.

В проходе, на фоне яркого света возникла тень. По форме она напоминала человеческую, но была выше – настолько, что головой почти задевала свод арки. Послышались шаги, тяжелые и бу́хающие, словно кто-то ронял наземь полновесные наковальни. В сердце полыхнул необъяснимый, беспричинный страх, как будто его вновь погребло под снегом. Он заставил себя не обернуться на Круммоха и смотреть прямо на приближающегося бойца со стороны Бетода.

– Гребаные мертвые! – выдохнул Логен.

Сначала он решил, будто противник выглядит столь высоким из-за игры света и тени. Тул Дуру был здоровый ублюдок, настолько здоровый, что кое-кто называл его великаном. И все же он выглядел как человек. Фенрис Ужасающий на человека совершенно не походил. Логен видел перед собой существо иного рода и племени. Истинного великана, старинный рассказ, обретший плоть. Целую гору плоти.

Перекошенное лицо Фенриса постоянно дергалось, он тряс головой, то моргая, то пуча глаза, и каждый глаз его словно жил своей жизнью. Половина тела была синей, по-другому и не сказать. От другой – бледной – половины ее отделяла тонкая линия. Правая рука была бледной, левая синей от плеча до кончиков огромных пальцев. И в этой самой руке Фенрис нес мешок, который, раскачиваясь, позвякивал, будто набитый молотами.

Двое Бетодовых щитников расступились, пропуская его в круг. Рядом с ним они выглядели детьми, чьи лица исказились, словно сама смерть сомкнула пальцы у них на шее. Ужасающий вошел в круг, и Логен наконец увидел, что синие метки на коже Фенриса – это действительно письмена. Дух не ошибся. Строки, что начертал в Старые времена Гластрод, покрывали всю левую сторону гиганта – и руку, и плечо, и голову… даже губы.