Последний довод

– Да, Головин говорил мне, что ждет бумаги…

– Володя…

Так меня никто, кроме Хариса, никогда не называл. Но и он говорил так только в детстве. Я сразу догадался, что все-таки в Пригожем что-то произошло. Да и голос был траурным. А если приехал Харис, значит…

– Папа? – тихо спросил я.

Харис опустил голову, подтверждая мою догадку молчанием.

– Я ждал этого. Еще мама говорила, когда я только приехал, что, по словам врачей, папа уже не поднимется. Я был готов.

Мне не хотелось никому, даже другу детства, показывать, как мне больно.

– Есть такое поверье, что самые близкие люди, когда понимают, что мешают, уходят добровольно. По собственной воле. Мне жена так сказала. Она со многими умирающими была рядом и видела это многократно.

– Как он умер?

– Уснул и не проснулся. Спокойно. Во сне… Говорят, когда человек во сне умирает, он умирает легко.

– Теперь он с мамой, – сквозь застрявший ком в горле выдавил я.

– Да, так и Паша Волоколамов сказал. Сказал, что после похорон тебя уже ничего не будет здесь держать и ты сможешь к семье уехать…

– Как это, ничего не будет держать? – встрепенулся я. – А друзья, вы все? Вас я не потерял. А если уеду, потеряю… Нет, Харис, служба дома меня не ждет. А жена и дети могут подождать. Им не привыкать. А вас я не брошу.

Харис смотрел на меня благодарным взглядом.

У меня зазвонил телефон. Я глянул на определитель – звонил полковник Мочилов…

Для доклада командующему, сделав знак поднятой рукой, я вышел из кабинета в коридор. При Харисе и младшем сержанте милиции разговаривать не хотелось, поскольку поддержка со стороны России разными людьми рассматривается по-разному.

– Здравия желаю, товарищ полковник. Могу доложить, что становление батальона не завершено, это процесс не одного дня, как сами понимаете, тем не менее боевое крещение мы приняли удачное.

– Докладывай. Мне уже сообщали из управления космической разведки о каких-то острых событиях, но конкретных данных пока не представили. Говорят, было много дыма и огня. Это все, что я знаю. Докладывай.

– Выставили засаду на дороге. Дождались приближения. Подпустили колонну. Двадцать три грузовика. С базы внутренних войск мы забрали вооружение. Это позволило нам выставить минометную батарею и снайперов в лесочке неподалеку от дороги. Взвод охраны складов перешел на нашу сторону вместе с четырьмя крупнокалиберными пулеметами. Причем взвод самостоятельно перешел, без нашей вербовки. Сначала солдаты думали, что оружие передается «Правому сектору», под личиной которого мы туда и пожаловали. Солдаты готовы были взбунтоваться и расстрелять «Правый сектор», но командир взвода выяснил обстановку и привел взвод к нам. Сначала, когда я находился в Пригожем, в Гавриловку прибыл состав из электровоза и двух пассажирских вагонов с «Правым сектором». Состав с одной стороны обстреляли внутривойсковики из крупнокалиберных пулеметов, с другой – местные бойцы батальона самообороны из автоматов и гранатометов. «Правосеки» еле ноги унесли. При значительных потерях. Машинист по нашей команде увез их. Потом мы выставили засаду автомобильной колонне. Накрыли из огнеметов головные и замыкающие машины и планомерно уничтожали остальных, которым вырваться было некуда. Правда, в дыму, по моим подсчетам, около сотни человек смогли убежать в обратном направлении. Остальные уничтожены. Раненых доставили в сельскую больницу. Выставили охрану из районного спецназа милиции. А мне только вот недавно звонил начальник харьковской СБУ. Лично. Пытался уговорить сдаться, пока колонна не пришла и нас не уничтожила. Он еще не в курсе был, что колонна до нас не доехала.

– Да, Владимир Викторович, мне вот только что принесли распечатку твоего разговора и спутниковые снимки той самой дороги. Хорошее начало. Только голос у тебя грустный. Что-то не так? Или мне показалось? Потери есть?

– На личном плане, можно сказать, потери. Мне пять минут назад сообщили, что отец у меня умер. Утром маму бандиты застрелили, к вечеру умер отец. Теперь они вместе. Маму я уже похоронил. Почти по-мусульмански…[12] Через три дня буду отца хоронить.

– Прими соболезнования. Но ты сам прекрасно знаешь, когда дети хоронят родителей, это естественный процесс. Когда родители хоронят детей – процесс неестественный. Если бы твоими усилиями автомобильная колонна не была уничтожена, многим родителям в ваших селах пришлось бы хоронить своих детей. Это должно служить тебе хоть каким-то утешением.

– Я понимаю, товарищ полковник.

– Как сейчас твое состояние? Можешь меня внимательно выслушать или голова не совсем ясно соображает? У каждого ведь с родителями собственные отношения. И у каждого голова устроена индивидуально, по-разному держит удары судьбы. Если не в состоянии, так и говори, к тебе претензий не будет. Это важно, потому что сведения я тебе хотел сообщить серьезные…

– Я слушаю, товарищ полковник. У меня голова крепкая, нервы в порядке.

– Хорошо. Значит, дело обстоит так. Есть данные перехвата телефонных разговоров. Космическая разведка постаралась. Ты знаешь, кто такой Коломойский?