И то, что я слышала, мне не нравилось, то, что ощущала, меня настораживало. Взирающие духи волновались и тревожно перешептывались. Жаль, слов было не разобрать.
Мне было доступно то, что невозможно для других. Ни живая, ни мертвая, не принадлежащая ни одному из миров и связанная со всеми одновременно, я чувствовала любой дар иначе, чем кто-либо. Легко улавливала потоки чар, яркими разноцветными всполохами пронизывающие пространство. Ощущала жар пламени буйных духов огня, непоколебимое спокойствие великих духов земли, любопытство вездесущих духов ветра и недовольство мудрых духов воды. Чувствовала Тьму, что призывают колдуны из Глубин, то, как неохотно она покоряется их воле и, в итоге сдается, принимая форму требуемых заклинаний. Чувствовала Истинную магию, что лилась из Мира духов, силясь разогнать Тьму, избавиться от нее навсегда и дотянуться до самых сумеречных уголков человеческого мира, озарив их живительным Светом. Порой я любила наблюдать за всем этим, но сегодня мне не было дела до красочных иллюзий чародеев, мелодичного исцеляющего пения ведьм, мрачного и замысловатого колдовства обитателей Корвастаха или изящных заклинаний Истинных.
За привычной пестрой пеленой магического разнообразия мелькало что-то едва уловимое. Именно об этом шептались Взирающие, на это реагировала магия тумана – монстр, живущий внутри меня. Монстр, которого я заперла в клетке собственного сознания, сковав цепями своей воли, который покорился и был покладист последние несколько сотен лет. Теперь он снова рвался на свободу. Возвращался дикий голод, и это мне не нравилось. Убивать мечом и магией – одно, но вот пожирать людскую плоть – абсолютно другое. Я слишком хорошо помнила те времена, когда была чудовищем, не способным контролировать низменные инстинкты. Допускать подобного снова я не собиралась. Нужно понять, кто или что нарушило спокойствие мира магии, пошатнуло его равновесие. Где-то возрождались забытые запретные заклятия, и наверняка я знала одно: вскоре все изменится и уже никогда не будет таким, как прежде. Смерть Виктора лишь начало.
– Стучать тебя не научили? – спросила я у Гедеона, который бесшумно вошел в спальню и встал за моей спиной. Сегодня от него пахло дорогими сигарами и алкоголем: наверняка снова веселился в каком-нибудь трактире допоздна.
– Не желай ты меня видеть, не позволила бы войти вне зависимости от того, постучал бы я или нет, – прошептал он, обнимая меня за талию и легонько прикусывая кожу на шее.
– В этом ты прав. – Я отставила бокал в сторону, давая понять, чтобы он продолжал.
– Думаешь о судьбе Ария? – Гедеон провел языком по шее и медленно потянул пояс моего халата, приспустив его с плеч. Белоснежная шелковая ткань бесшумно соскользнула на пол, оставляя меня нагой.
– Не только о нем. И, признаться, все эти мысли меня порядком утомили. Отвлечься не помешает. – Я повернулась к нему и легонько толкнула в грудь, заставляя шагнуть назад в спальню.
Гедеон ничего не ответил, хищно улыбнулся и стянул с себя рубашку. Тело мгновенно отозвалось на эту улыбку, предвкушая наслаждение. Я взмахнула рукой, и по обе стороны от кровати вспыхнули огненные кристаллы. Комната наполнилась мягким тёплым светом. Сладострастно улыбнувшись ему в ответ, я слегка прикусила губу, любуясь рельефной мускулатурой и скользя пальцами по мощной груди и рукам, обвитым веревками вен, пьянея от мысли, что этот мужчина принадлежит мне. Мрачный и суровый, пленяющий совершенством своего тела и взглядом карих глаз, которые становились почти черными от похоти и возбуждения. Своенравный, порой излишне грубый, не терпящий нежностей, но умеющий вознести на вершину блаженства как никто другой.
Гедеон рывком притянул меня к себе и поцеловал так неистово жадно, будто до этого его губы не касались моих целую вечность. Его язык грубо вторгся в рот. Шероховатые ладони требовательно и уверенно блуждали по телу, отчего возбуждение жаром разлилось под кожей, а кровь прилила к низу живота. Он до боли сжимал мои бедра, и я стонала в ответ, не отрываясь от его губ. Постепенно во мне усиливался голод, который, смешиваясь с неумолимо растущим вожделением, отдающимся дрожью во всем теле. Этот первобытный звериный инстинкт напрочь вытеснил из головы все лишние мысли. Как и горячие губы Гедеона, покрывающие поцелуями мои плечи и грудь, лишали меня возможности думать о чем-либо, кроме того, какое неземное удовольствие может подарить мне этот мужчина здесь и сейчас. Я застонала громче, когда он стал гладить внутреннюю поверхность бедер. Жаждала ощутить больше и льнула к нему, царапая спину.
– Гедеон… – провела пальцами по изгибу его шеи и прикусила мочку уха.