Мы оба полюбили Адриана, хотя она, еще не вышедшая из детства, не могла оценить все его совершенство или сочувствовать всем его стремлениям. Я находился с ним постоянно. Натуре Адриана были свойственны чувствительность и нежность, придававшие общению с ним нечто неземное. Он бывал весел как жаворонок, поющий в поднебесье; он воспарял мыслью точно орел — и был невинен как голубь. Он умел рассеять задумчивость Пердиты и смягчить терзания, доставляемые мне моей беспокойной натурой. Неистовые желания и злобные схватки с окружающими вспоминались мне теперь словно дурной сон. Мне казалось, что я перевоплотился в нечто совсем иное и новые органы чувств изменили отражение внешнего мира в зеркале моего сознания. Однако это было не совсем так; со мной остались та же сила, та же жажда быть понятым, то же стремление к деятельной жизни. Я остался мужественным, как и прежде, ибо волшебница Урания пощадила кудри Самсона, склонившегося к ее ногам28. Она лишь смягчила и очеловечила его. Адриан преподал мне не одни только холодные истины истории и философии. Он научил меня смирять с их помощью мой дикий и необузданный нрав; он позволил мне читать в его собственном сердце, дал ощутить и понять его дивную природу.
Бывшая королева Англии с раннего детства старалась внушить сыну смелые и честолюбивые замыслы. Она видела, какими талантами он одарен, и развивала их, чтобы впоследствии заставить их служить ее собственным целям. Она поощряла в нем жажду знаний и пылкую отвагу и мирилась даже с его неукротимой любовью к свободе, надеясь, что эта любовь, как нередко бывает, превратится в жажду повелевать. Она старалась воспитать в нем озлобление и мстительные чувства ко всем, кто способствовал отречению его отца от престола. Эго ей не удалось. Даже из представленных ему весьма пристрастных отчетов об упомянутом событии он заключил, что великий и мудрый народ реализовал свое право управлять собою, и это восхитило Адриана; с ранних лет он сделался убежденным республиканцем. Однако мать не теряла надежды. Любовь к власти и горделивое сознание своего королевского происхождения соединялись в ней с упорством, терпением и самообладанием. Она стала тщательно изучать сыновний характер, то похвалами, то порицанием, то увещеваниями стараясь затронуть нужные струны; и хотя рождавшаяся от этих прикосновений мелодия была неприятна ее слуху, она продолжала надеяться на таланты Адриана и верила, что в конце концов завоюет его. То, что теперь она отправляла его в своего рода ссылку, имело другие причины.
У бывшей королевы была также дочь, которой в том году исполнилось двенадцать лет. Адриан называл ее сестричкой из сказки. Это было прелестное, очень живое создание, воплощенная искренность и чувствительность. Вдова с детьми постоянно жила в Виндзоре и принимала у себя только своих сторонников, гостей из родной Германии и посланников некоторых иностранных государств. Среди последних она особенно отличала князя Заими, посланника Свободных Греческих Штатов;29 его дочь, юная княжна Эвадна30, проводила в Виндзорском замке большую часть времени. В обществе умной и веселой гречанки графиня отдыхала от своих забот. Надежды в отношении собственных детей вынуждали ее к крайней осторожности во всем, что касалось их, тогда как Эвадна была безопасной игрушкой; ее таланты и юная живость несколько скрашивали однообразную жизнь графини.
Эвадне уже исполнилось восемнадцать лет. Хотя их часто видели вместе, Адриан был еще слишком юным, чтобы это общение могло казаться опасным. Но он обладал более пылким и нежным сердцем, чем обычные люди, и оно уже умело любить. Прекрасная гречанка лишь благосклонно улыбалась влюбленному мальчику. Я был старше Адриана, но еще не знал любви и дивился, видя, как мой друг отдает ей все свое сердце. В его чувстве не было ни ревности, ни тревоги, ни недоверия — лишь обожание и преданность. Жизнь Адриана как бы сливалась с жизнью любимой, и сердце билось в унисон с биением ее сердца Сокровенным смыслом жизни моего друга было любить и быть любимым. Мир был для него жилищем, где он обитал со своей избранницей. Ни устройство общества, ни какие-либо перемены в нем не могли сделать Адриана счастливым или несчастным. Пусть человеческое общество подобно пустыне или джунглям, где рыщут тигры! Сквозь все людские заблуждения, мимо всего мрачного и дикого пролегает свободная, усеянная цветами тропа, по которой они безопасно пройдут к своему счастью. Путь их будет подобен переходу через Красное море, и они пройдут его, не замочив ног, хотя бы вокруг вздымались грозные валы31.