Последний берег

– Скажите, доктор Боннер, я смогу зачать и выносить ребенка? Смогу быть матерью? Мне хочется этого больше всего на свете. Без этого мне и жизнь не мила…

– Я не специалист, но, насколько могу судить, у вас нет никаких органических пороков, способных препятствовать зачатию. Что касается вынашивания… У нас была беременная пациентка, которую лечили электричеством. Психотерапия в ее случае не возымела действия, а лекарства ей были противопоказаны ввиду ее положения. Разумеется, была опасность для плода, но мы применили токолитики[5]. Лечение было успешным, она благополучно выносила и родила ребенка.

Мадам Дюпон смотрела на меня с едва заметной усмешкой на красивых, чуть тронутых помадой губах. Я поняла ее так: доктор не рассказал молодой жене о том, чем кончилось дело с той пациенткой. Через месяц после благополучного родоразрешения молодая женщина оделась в свое лучшее платье, нарядила младенца в кружева, взяла его на руки и выпрыгнула с пятого этажа. Ее домашние утверждали, что она не выказывала ни малейшего признака своей «обычной» болезни. Несчастная пала жертвой послеродовой депрессии.

– Я смогу вырастить его? Заботиться о нем? Он сможет гордиться мною?

Я вздохнула:

– Чего вы хотите от меня, мадам Дюпон? Я никому не могла дать такой гарантии – ни вам, ни себе, ни Спи… То есть Ирене. Человеческая жизнь хрупка, здоровье – ненадежная вещь…

– Мадемуазель Боннер впадает в фатализм, – усмехнулся доктор. – Так можно отказаться от любых методов лечения, мотивируя отказ тем, что сегодня мы лечим-лечим пациентку, а завтра она попадет под автомобиль… Нельзя так, коллега, позвольте пожурить вас на правах старшего. Давайте заглянем, так сказать, в историю вопроса…

И он заглянул. Я раньше не знала за Дюпоном ораторских талантов. Видимо, перспектива получить состояние и абсолютную свободу вдохновила его. Он был весьма убедителен и даже блистателен.

– История современной психохирургии началась с того момента, когда в результате взрыва на железной дороге костыль отлетел, пронзил щеку рабочего Финеаса Гэджа и вышел из передней части черепа. Гэдж выжил, но у него изменился характер. До этого он был весьма религиозным, сдержанным и уравновешенным человеком. После удаления костыля в клинике Гэдж изменился. Он стал вспыльчив, упрям, постоянно сквернословил…

– Ах, милый, но я вовсе не хочу сквернословить!

– Нет-нет, дорогая, я вовсе не к тому. Видишь ли, самое главное в том, что он изменился, совершенно изменился! И это очень заинтересовало психиатров. Заведующий психиатрическим заведением в Швейцарии господин Буркхардт стал первым известным психохирургом. Он удалил ткани мозга у шестерых пациентов. Успех сопутствовал ему в восьмидесяти процентах случаев!

Доктор Дюпон ловко жонглировал фактами. Пациенты «мясника» Буркхарда – как звали этого смелого экспериментатора в определенных кругах, после головоломной в буквальном смысле операции начали страдать параличом и эпилепсией, а также перестали понимать и использовать речь. Вероятно, именно это доктор Дюпон и считал удачей, что можно понять, если рассмотреть его ситуацию. А двое из шести больных скончались – Дюпон засчитал их в двадцать процентов неудач.

Тем временем Дюпон продолжал:

– Моя коллега, доктор Боннер, наверняка имела случай ознакомиться с результатами исследований профессора Моница из Лиссабона. Я прав, доктор?