— Я очень хорошо понимаю вас, — горячо заверил ее Мюррей. — Продолжайте, пожалуйста.
Она отставила пустой стакан.
— Знаете что? С тех пор, как вы показали мне эту странную штуку под моей кроватью, я все время беспокоюсь. Всем остальным это, кажется, совершенно безразлично. Они начинают скучать, когда с ними заговоришь об этом, не так ли? Но я каждый вечер перерезаю тонкую проволоку, идущую от матраса к магнитофону своими маникюрными ножницами. — Хитер усмехнулась. — Разве это не сумасшествие? Но я не хочу, чтобы аппарат всю ночь работал под моей подушкой. А как вы?
— Теперь я подумаю. — Мюррей наморщил лоб и уставился на стену перед собой. Хитер не высказала то, что он подсознательно давно уже счел самым важным.
— Я делаю даже больше. Я каждый вечер вытягиваю проволоку из матраса и выбрасываю ее. Она всегда появляется снова, но, должно быть, установить ее довольно сложно. Я делаю это вообще-то вот почему. В конце концов Дельгадо должен потерять терпение и сказать мне, для чего все это сделано.
— Итак, вы думаете, что он солгал, когда утверждал, что эти приборы он использует для… — она попыталась подыскать нужное слово.
— Гипнопедии? Конечно, он солгал. Даже Лестер был того же мнения, когда я показал ему эту штуку. Но он не захотел принимать все это всерьез. По его мнению, Дельгадо занимается здесь какой-то псевдонаучной чепухой.
Хитер провела языком по губам.
— Можно мне выпить еще апельсинового сока? Я все еще хочу пить.
— Конечно. — Мюррей с готовностью поднялся, открыл вторую жестянку и поставил возле нее.
— А повернутый телевизор тоже имеет какую-нибудь связь с Дельгадо? — осведомилась Хитер.
— Вы попали в самую точку, — сухо сказал Мюррей. — Лестер обнаружил, что в аппарате находятся какие-то добавочные детали. Он постоянно включен и никогда не выключается. У меня странное чувство, что за нами все время наблюдают. Поэтому…
Он наморщил лицо и пожал плечами.
— Да, я знаю, что вы имеете в виду. — Хитер серьезно посмотрела на него. — Но зачем? Что все это значит? Почему остальных это нисколько не заботит?
— Не имею никакого представления, — ответил Мюррей. — Знаю только, что Дельгадо беспокоится о всех этих вещах, вместо того, чтобы думать о нашей работе.
Он сделал паузу.
— Впрочем, о чем же вы хотели меня спросить? Это связано с этим?
— Нет.
Хитер опустошила стакан и взяла вторую жестянку.
— О, я же выпью весь ваш запас!
— Пейте. Я не открыл еще ни одной жестянки, и, в конце концов, кто-то же должен пить все это.
— Спасибо, сок действительно очень вкусный. — Она наполнила свой стакан. — Я рада, что кто-то позаботился об этом.
Он покачал головой.
— Дальше, пожалуйста, — попросил он ее. — Я рад, что кого-то заботит то же, что и меня.
— Ну, не совсем то же, — поправила она его.
Она побледнела, начав говорить о своих опасениях. Теперь краска снова стала возвращаться на ее лицо.
— Я подумала, не лучше ли сдаться и вернуться в Саутгемптон. Я приехала сюда с иллюзиями, что смогу многому научиться и, может быть, сыграть специально написанную для меня роль. Представьте себе только, каким шансом это было для меня в пьесе Дельгадо! Вы заметили, как оптимистична я была по прибытии сюда?
— Я помню еще и о том, что пытался испарить этот ваш оптимизм, — добавил Мюррей.
— Это было только хорошо. Я должна быть благодарна вам за это.
Она снова отпила сок из стакана.
— Если бы вы меня не предупредили, что я питаю напрасные иллюзии, мне было бы намного хуже теперь, когда я сама пришла к такому же выводу.
Мюррей изучающе посмотрел на нее. Она теперь говорила горячее, чем прежде, нервничала, казалось, несколько меньше, и это удивило его. Он не мог себе представить, почему это так, и поэтому осторожно спросил:
— Вы пришли сюда не только за тем, чтобы спросить меня, уйти вам или остаться? Если это ваша единственная проблема, то вы, без сомнения, должны остаться. Только проследить перипетии возникновения театральной пьесы уже очень полезно, не так ли?
Хитер медленно кивнула. Она отставила стакан и закурила сигарету. При этом, казалось, ей что-то пришло в голову. Склонив голову, она задумалась над чем-то, но потом, видимо, отказалась от задуманного.
Хитер неожиданно хихикнула.
— О Боже! — сказала она. — Собственно, это дело не такое уж и смешное, и я его до сих пор воспринимала очень серьезно, но, несмотря на это, все это как-то смешно.
Она открыла и испуганно закрыла рот.
— Что это? — спросила она. — Мне кажется, этот сок содержит слишком много углекислоты. Я никогда… О, все это неважно.
Все было понятно. Мюррей вздохнул и больше не удивлялся. Он должен был еще раньше понять объяснение странного поведения Хитер. Она, очевидно, выпила для храбрости, прежде чем прийти к нему со своими проблемами. Теперь выпитое оказывало свое действие.
— Хитер, я действительно не догадывался, что вы хотите со мной поговорить, — терпеливо произнес он.
Она бросила на него удивленный взгляд.
— Разве я еще не все рассказала вам? Мне очень жаль. Ида сказала, что вы любите меня, и я должна лечь к вам в постель.
— Вы ждали от нее чего-то другого? — невыразительно спросил Мюррей.