Последний Бастион

– Бессмысленный разговор… – подвел я итог. Чувствовал я себя совсем хреново – зрелище разрушенного дома, где я провел немало времени в детстве, произвело на меня угнетающее впечатление.

– Может разберемся со всем и поедем?

– Нет… – Ник покачал головой – местный нкози предложил нам разделить с ним стол. Отказаться – значит нанести смертельное оскорбление. А проблем с матабелами я не хочу. Задержимся на ночь, а утром, если найдем что хотели, двинемся в путь…

Стол даже не хочу вспоминать. Мясо какого-то животного (как мне потом объяснили – козла) – жесткое как подошва ботинка, вонючее. Я вообще люблю мясо с костра, но это… Съел через силу. Тем более, что за столом, отдавая дань уважения хозяевам, говорили на синдебеле, а я на этом языке не понимал ни слова. "Насытившись", я вышел из-за стола первым, поклонился, прижав руку к левой стороне груди. Не знаю, так ли принято благодарить – но матабелы и местный нкози восприняли это благосклонно. Выйдя из дома, я первым делом отстегнул с пояса небольшую серебряную фляжку, глотнул коньяка чтобы перебить тот ужасный вкус, воцарившийся у меня во рту. Господи, как вообще этим можно питаться?! И это страна, говядина из которой раньше ценилась как самая лучшая в мире…

– Ну, как тебе обед? – на воздух вышел и Ник – Спасибо… Еще один такой обед, и я заделаюсь вегетарианцем. Они что, не могли развести нормальный скот, они же его разводили испокон века?

– С козами проще – за ними ухаживать не надо. Да и перегнать в другое место их проще, если сюда идет армия…

– Ладно… Давай займемся делом. Фотография у тебя?

Ник достал из нагрудного кармана пробитую гвоздем фотографию, мы уставились на нее – Ты помнишь, что это за строение? – показал я на место, пробитое гвоздем – Смутно… Давно все таки было… Кажется это с другой стороны дома, там хранили инвентарь и запчасти для сельхозтехники. А на втором этаже складывали ненужные вещи из дома.

– Тогда пошли – глянем…

Обходя дом, я заметил Марину – та забралась на развесистое дерево, подобно огромной кошке и сейчас смотрела куда-то вдаль…

– Что это с ней? – недоуменно спросил я у Ника – А, не обращай внимания… Видимо воспоминания нахлынули… Не стоило ее с собой брать.

– Почему?

– Марина больна этой страной… Той, что была раньше. Как и мы все…

Обойдя дом, того самого строения мы, естественно не обнаружили. Походили в округе, проверили привязку к местности по фотографии – привязались правильно.

Дом то все-таки остался, и парадный вход в него был на том же месте, что и раньше. Но строения не было…

– Вот что… – я задумался – привязались мы, похоже, правильно. Будем надеяться, что эту дрянь не разобрали на дрова. Ты ведь знаешь синдебеле – пойди поспрашивай. Кто-то же должен помнить…

– Так мне они и скажут… Матабелы никогда не станут говорить с чужаком. Но… узнаю…

Брат пошел к дому, а я повернувшись, стал украдкой наблюдать за Мариной…

Ник вернулся через час, глядя на его выражение лица и не будучи детективом, можно было сделать вывод, что он что-то узнал.

– Короче – нам повезло! Ее разобрали не для костра – из нее сделали перегородки на втором этаже дома и кое-что отремонтировали! Местный нкози дал нам разрешение осмотреть дом!

– А что ты ему сказал?

– Сказал, что здесь была фотография, которая мне дорога, и я хочу ее забрать.

Матабелы в чем-то наивны и сентиментальны…

Я бы так не сказал…

– В общем – пошли искать. До заката нам надо перевернуть весь дом!

Дом мы переворачивали и вправду – до самого заката. В который раз я ужаснулся тому, как живут в этой стране – при том, что еще тридцать лет назад жизнь была совсем другой. Я уже знал, что партизанские вожаки во время чимуренги обещали – после победы у каждого воина будет собственный автомобиль и пятьдесят голов лучшего скота белых людей. Сейчас же успеха в этой стране добился лишь Мугабе со своими многомиллиардными счетами – остальным часто было нечего есть.

Но, тем не менее – все встречавшиеся мне матабелы несли на лицах выражение какой-то необъяснимой радости. Они были детьми этой земли – и жили так, как жили их предки тысячу лет назад. В Нью-Йорке например, столько искренних, неподдельных улыбок не встретишь и за год. Кажется, я тоже начал заболевать этой страной…

– Это что ли?

Ник осторожно повертел в руках старую, похоже вырезанную из какого-то журнала фотографию огромной плотины.

– Больше ничего подходящего. А у тебя?

– Тоже. Получается, только это. Ты знаешь, где это?

Ник поднес фотографию к глазам…

– Похоже, знаю. Но туда лучше не соваться, честно тебе говорю.

– Уже сунулись. Так где?

– Это Кабора-Басса. Огромная плотина в Мозамбике. После того, как из страны ушли португальцы, в стране началась вялотекущая гражданская война. Если здесь мин на дорогах уже нет – то там есть. И партизан там – немало.

– А эта плотина работает?