Ване хотелось вежливо отказаться от чая. Ещё больше хотелось покрыть высокопочтенную «супругу» матом и указать на недопустимость такой манеры беседы. Но он, вежливо улыбаясь, сказал другое:
— Спасибо, высокопочтенная, не откажусь. Ещё, если будет дозволено, я воспользуюсь уборной. На ночёвку, так и быть, не напрашиваюсь. А то мы, Барсуковские, в своём зажопинске брезгуем стеснять бедных дам, которым приходится ютиться друг у друга на головах.
Сауле сложила губы куриной гузкой и демонстративно скрестила руки на груди, всем своим видом показывая, что гостю тут не рады. Но в туалет Ване сходить разрешила и молча включила чайник.
Когда он из санузла вышел на кухню, там стояла гнетущая тишина. Соседки предпочли закрыться у себя в комнате, не мешая Уступовой принимать гостя.
— Сауле, серьезно, ты чего такая недовольная? Мы десять лет со школы не виделись. Я тебя вроде никогда не обижал, плохого ничего не говорил, даже как волчок, за бочок не кусал.
— Да вы достали! — взорвалась она.
— Мы?! — изумленно приподнял брови Иванов. — Кто такие «мы»?
— ВЫ! Вы все! — с нажимом ответила она. — После того, как я стала известной, всякий шапочный знакомый норовит чего-то от меня получить!
— И что же я хочу получить от тебя, кроме обычного для нашего человека гостеприимства? — прорезалась ирония у Ивана.
— Не знаю, но вам всем что-то надо…
— Да уж, наверное, ты права.
— Так значит, я права? — хищно оскалилась и как-то недобро обрадовалась Уступова.
— Права, Сауле. Мне тоже от тебя кое-что было нужно…
— Вот! — радостно вздернула она вверх указательный палец правой руки. — Я же говорила! И что ты хочешь?
— Хотел… Я хотел пригласить тебя куда-нибудь, например, в итальянский ресторан. Вспомнить юность, поговорить по душам и просто пообщаться, как старым добрым знакомым.
— Что?! — опешила она.
Выдвинув табурет, девушка села на него и с недоумением уставилась на гостя.
— Видишь ли, Сауле, так сложилось, что когда-то ты мне нравилась. Долгие девять лет после возвращения из армии я жил с мыслью, что неплохо бы признаться тебе в своих тёплых чувствах. Но всё опасался сделать что-то не так, начать общение не с того.
Девушка слушала откровения Ивана с вежливым интересом. Он спокойно продолжал:
— Посмотрим правде в глаза — в детстве и подростковом возрасте мы мало общались друг с другом. В моей голове сохранился совершенно иной образ Сауле Уступовой. Нежной, доброй и отзывчивой девушки. Веселой, немного саркастичной и ироничной, при этом гостеприимной и заботливой.
На самом деле он описывал свою супругу, какой её помнил, а не школьницу, с которой толком не общался.
— Откровенно говоря, высокопочтенная, я увидел совершенно другого человека. Но смею надеяться, что ошибся. У всех случается плохое настроение. Если ты сейчас не желаешь меня видеть, мы могли бы увидеться позже, сходить в приятное место.
— Нет, спасибо, — отмерла Уступова. — Я поняла… Ты ко мне клеишься!
— Можно и так сказать. Разве ты против?
— Против! — резко заявила она. — У меня есть молодой человек. Он москвич. Я не хочу общаться с каким-то там деревенским парнем! Понятно?
У Ивана слова девушки отзывались кровавыми ранами на душе. Она даже не представляла, настолько сильно его убивает. В уголках глаз защипало, но он сдержал слёзы, потому что мужчины не плачут. Так учил его приёмный отец, ставший ближе родного, о котором он ничего не слышал. Он учил быть мужчиной, а не тряпкой.
С каждым мгновением пребывания в обществе этой Сауле, она ему всё меньше нравилась. Это была не та милая и добрая девушка, нежная и заботливая жена. Перед ним сидела высокомерная и меркантильная стерва.
Он не понимал, как так могло получиться? Ведь всего три с половиной года разделяло их знакомство в этой и другой жизни. Разве способен человек, попав в иные условия, за столь короткий срок так кардинально измениться? Или это таким образом на людей влияет окружение и слава?
— Прости, что?! — нашёл в себе силы прямо посмотреть на девушку Ваня.
— Я говорю, что у меня есть парень! Я не собираюсь встречаться с каким-то Барсуковским зачуханом. Так понятней?
— Это я зачухан?! — опешил Иван.
Он придирчиво изучил свою внешность. Одежда новая и чистая, не мятая, пусть и не нарядная. Но не во фраке же ему стоило приходить? Как минимум, это не привычная для него повседневная роба, которая вся в масле и пятнах смазки. Очень даже приличные синие джинсы от Левайс, глаженая голубая рубашка и дорогой тёмно-синий свитер двойной вязки из бутика от бренда, который предпочитает не выставлять напоказ огромный шильдик, а ставит в нижнем левом углу небольшой и неприметный значок. Проведя рукой по подбородку, он не обнаружил щетины. Голова чистая, волосы причесаны.
Он не мог понять, что не так? Упакован на тысячу долларов и не воняет. Ведь на самом деле он не ехал всю ночь, а прибыл в столицу поздно вечером. Ночь же он провел в гостинице и перед поездкой сюда привёл себя в полный порядок: помылся, побрился, почистил зубы и надел новые шмотки.
— Да! — запальчиво продолжила Уступова, тем самым добив Ивана.