Последний август

На стульчике сидел подстриженный налысо Вовка-мешугенер. Я помахал ему рукой. Вовка вынул палец изо рта и замычал. Подскочил Туз. Присев, я погладил пса по спине. С недавних пор Туз стал заметно набирать в весе. Эх, кто ж теперь будет есть мои котлеты?

На дверях дома Аллочки висел замок...

Во дворе больше никого. Вдруг скрипнула калитка, и появилась баба Маруся с корзиной в руках.

— А мы переезжаем на новую квартиру, — похвастался я. — Там и горячая вода, и эмалированная ванна.

— О-о, как у дворян... Ну бывай здоровый. И родителей слухайся.

Она немного прошла вперед, вдруг остановилась.

— Ну-ка погодь, — развернулась и скрылась за калиткой. 

Я поправил берет. Нужны мне ее сливы…

— На, герой, чтобы помнил.

На мою голову свалилось что-то тяжелое и заслонило весь мир. Не помня себя от счастья, я обхватил бабу Марусю за широченные бока.

— Ура-а! — и помчался домой.

— Чтобы был, як мой Петро… — тихо промолвила баба Маруся, потерев нос кулаком. 

— Мама! Папа! — я несся к дому, придерживая рукой шлемофон, который болтался и съезжал на глаза.

Услышав мой вопль, мама вмиг побледнела, но, рассмотрев бегущего, успокоилась.

— Ты сказал бабе Марусе спасибо? — спросила она.

— Ага. Ба, смотри, — влетел в дом.

Там уже было пусто. Бабушка подметала пол, к углу комнаты ползли шлейфы пыли и мусора. Бабушка взглянула на мое сияющее лицо.

— Ты готов? Сейчас поедем. О, смотри, пуговица от моего пальто, а я ее столько искала, — наклонившись, подняла пуговицу и положила в карман.

Я взял с подоконника ранец, вдел руки в ремни. Тяжеловат. Пару раз подпрыгнул, поправил ремни.

— Может, лучше положишь ранец в кузов? — спросила вошедшая мама.

— Нет.

Я снял с головы шлемофон, осмотрел его со всех сторон, снова надел. Взял лежащего на подоконнике мишку.

— Взгляните на него. Только скрипочки не хватает, —засмеялась бабушка.

Родители тоже засмеялись. Непонятно, зачем мне какая-то скрипочка? Ведь я решить быть танкистом, а не скрипачом!

— Ну что, присядем на дорожку, — сказал папа, опускаясь на подоконник.

— И сесть не на что, — мама осмотрелась.

— Ничего, постоим, — сказала бабушка, оставляя веник. Прислонив голову к стене, закрыла глаза.

— Всё, уезжаем, — вздохнула мама.

Без мебели, без телевизора, без люстры комната имела жалкий вид: по стенам бежали трещины, на потолке торчали два черных провода, покосившись набок, в углу стояла закопченная «буржуйка». 

— Ну где вы там?! — раздался с улицы рассерженный голос дяди Мити.

Дважды вскрикнул клаксон.

— Всё, пора. Ничего не забыли?

— Нет.

И мы направились к выходу.

Первый — я с мишкой, следом — родители, замыкающая — бабушка с веником в руках.

Остановились у двери. Из дыр рыжего дерматина торчал войлок. Я потянул ручку на себя, поправил съехавший на глаза шлемофон и шагнул на крыльцо.