Последний аватар

— Во-первых, я ценю твою настойчивость. А потому открою тебе тайну: если ты сможешь понять, по-настоящему понять смысл моих слов, в твоих руках окажется ключ к моему освобождению!

Пантера приблизилась к нему вплотную. Ее спина свободно прошла сквозь его ногу у самого бедра.

— А во-вторых, — пантера игриво перевернулась на спину и грациозно повела хвостом, — во-вторых, неужели и впрямь ты во второй раз подвергаешь себя смертельной опасности только ради того, чтобы перекинуться со мной парой ничего не значащих фраз?

Бесплотность аватара Тени Отца Гамлета впервые за сегодняшнее проникновение показалась Августину обременительной…

Чтобы Томас не ревновал и не мешал, Августин окружил себя сферическим Зеркалом Иллюзий.

Пес, развалившийся на каменном полу, расчерченном на квадраты, спокойно слушал ничего не значащий для него разговор между степенно возлегающей пантерой и его хозяином, обходящим ее по кругу.

"Зеркало Иллюзий Джирджиса реальнее самой реальности. Если, конечно, Джирджис полностью концентрируется на нем". Так сказал Триггвассон.

В то время как Зеркало Иллюзий исправно делало свое дело, белый барс и черная пантера являли собой прекраснейшее животное о двух спинах, какое только знала Зона Стабильности за последние сорок семь минут и девятнадцать секунд.

Гладкая шерсть топорщилась от страсти на сильной спине барса, пантера стелилась под ним клеверным лугом, плавно поводя крупиком. Барс нежно покусывал ее холку, а его когтистые лапы привычными человеческими движениями ласкали узкую мускулистую грудь ласковой хищницы.

Августин плыл по медленным текучим волнам наслаждения. В ВР невозможен сон, но это было более всего похоже именно на сон, на самый сладкий сон в его жизни. То, что раньше казалось запретным, то, чего он никогда не решался предложить Сэми, то, чего нельзя было даже представить с убитой до смерти Ксюшей, теперь стало для Августина до предела естественным и невообразимо приятным.

Зеркало Иллюзий продолжало свою нехитрую работу. Простака-Томаса не смущало даже то, что его хозяин в десятый раз повторил один и тот же глубокомысленный жест, а пантера в десятый раз лениво повела ухом.

Наслаждение все глубже увлекало Августина в свои ароматные глубины.

Ему становилось все труднее и труднее следить за Зеркалом Иллюзий. Пантера почти не дышала, но он знал — или по крайней мере думал, что знает — сколь она близка сейчас к блистательному финалу. И когда он, уже не в силах более сдерживаться, издал торжествующий рык, более похожий на стон, мозг заволокло медвяным туманом и сознание отказало Августину.

Словно сквозь толстый войлок его ушей достиг слабый стон пантеры "I am coming" и заливистый лай Томаса, которому сквозь оплывшее Зеркало Иллюзий явилось видение белого барса, тяжело сползающего со спины черной пантеры.

12

"Но как вовек не дрогнет добродетель,

Хотя бы грех ей льстил в обличьях рая;

Так похоть, будь с ней ангел лучезарный,

Пресытится и на небесном ложе."

— в словах Хотоя не было насмешки или осуждения.

Недавно Хотой покинул зал для медитаций и удалился в свою комнату.

Лицо его не было озабоченным, но те из его учеников, кто знали Хотоя особенно близко, все же заметили: сэнсэй чем-то встревожен. Хотой открыл потайную нишу в подполье и извлек оттуда холщовый мешочек.

"И если призрак явится опять

Пусть взглянет сам и пусть его окликнет",

— грустно добавил Хотой и на его ладонь выкатились пять небольших смолистых комочков. Саама.

В центре комнаты, на грубом дощатом полу была разложена расписная тростниковая циновка — подарок японского друга Таро. Он приехал из далекой Кагосимы только лишь за тем, чтобы своими глазами увидеть — саама существует. Преподнося Хотою девять ритуальных даров видящего, он обещал Хотою, что вскоре приедет снова. Чтобы остаться в общине навсегда.

Хотой положил мешочек на прежнее место и закрыл тайник.

Сел на пол, в самый центр циновки, туда, где была изображена одна из великих мандал трансформации. Скрестил ноги. Закрыл глаза и выпрямил позвоночник. Прочел древнетибетскую мантру очищения осознания.

После этого он положил под язык комочек саамы.

Спустя некоторое время Дверь бесшумно отворилась.

И Хотой поплыл сквозь тающие лохмотья размягченной материи. Его тело, потеряв объем, вес и форму, вибрировало в тон путеводным семантическим линиям Вселенной.

Да, Хотой был без остатка поглощен триптаминовой матрицей галлюциногенного эликсира, он заряжался обертонами проводящего комплекса саамы и не ведал страха. Он более не был "стабилен", в том смысле, в каком была "стабильна" циновка, на которой он сидел. Теперь Хотой был философским камнем человечества, эмбрионом всемирного хаоса и ощущал смиренную благодать. Путешествие начиналось. Оставалось лишь указать цель путешествия…

Наконец, сгусток чистой мысли, которым стал Хотой после многоступенчатой, но стремительной метаморфозы, очутился в замке с Железной Башней.

Испустив в пространство квант удовлетворения, бесплотный Хотой растворился под потолком комнаты с портьерами и кичливыми штандартами, свисающими с потолка.