Последний аргумент закона

— Извините, — сказал он своим соседям, выбираясь из-за стола.

Он прошел рядом с журналистами, кучно сидевшими в холле рядом с пепельницами и мониторами, по которым они следили за происходящим в зале.

— Слушаю, — тихо, почти шепотом сказал Галкин, прижимая трубку к уху, прячась за колонну от любопытных глаз. — Да, да, слышу.

— Ага, хорошо. Антон, освободишь номер на третьем этаже, который занимают охранники, и незаметно ведите его туда. Я сейчас подойду.

Возвращаться в конференц-зал Галкин-старший не стал. Сунул телефон в карман и быстро зашагал по длинному коридору. Все здания информационного центра соединялись застекленными переходами. Галкин оказался в жилом корпусе, у дверей номера его уже поджидал личный врач. Охранник, стоявший у двери, пропустил босса. Номер Борису Аркадьевичу показался тесным и убогим, на самом же деле, он был далеко не худшим среди апартаментов недавно возведенного центра.

Борис Аркадьевич нервничал. Он уже знал о кровавой расправе над Лилей, какую учинил его отпрыск, и еле сдерживал себя, чтобы не сказать лишней грубости при посторонних.

Одна из журналисток заметила внезапный уход Галкина. Она, стараясь не потревожить своих коллег, сперва отошла к балкону, а затем заспешила в жилой корпус. Она уже радовалась тому, что никто за ней не увязался и что сможет задать пару провокационных вопросов Галкину. Она уже увидела олигарха, шагавшего по коридору, как дорогу ей преградил человек в униформе.

— Дальше нельзя.

— Почему? Я представляю прессу.

— Нельзя, — так же вежливо и спокойно отвечал человек в униформе, — там только для гостей. А вы гостем ле являетесь, вы на работе.

— Мне Борис Аркадьевич назначил встречу, — пошла ва-банк журналистка.

— Вам никто ничего не назначал, — так же спокойно продолжал мужчина.

— Я должна с ним переговорить. Борис Аркадьевич! — закричала журналистка. Галкин исчез за дверью.

— Вот видите, вы свободны.

Журналистка, раздосадованная, невнятно пробормотала проклятия.

— Что, сорвалось? — спросил ее коллега из толстого и скучного журнала по экономике, когда журналистка обнаружила, что ее место на кожаном диване занято. Свободным оставался лишь тонкий подлокотник, на котором долго не высидишь.

— Сорвалось…

— Все ищут встречи с ним. Он всем отказал, даже нашему журналу, хотя раньше подобного не случалось. Он даже прикормленных журналюг к себе не подпускает, не то что тебя, — и журналист захихикал, глядя на то, как девушка устраивается на неудобном подлокотнике. — Садись лучше мне на колени.

— Нет уж, дождусь, когда кому-нибудь из вас приспичит отлить, журналистка закурила и нагло пустила дым в бороду экономическому обозревателю.

А тем временем Аркадия уже вели по служебной лестнице. На его плечах была чужая серая куртка. Сын боялся встречи с отцом, но хмель еще не до конца выветрился, и он пытался хорохориться.

Прежде чем войти в номер, он вскинул голову и расправил плечи, отчего тут же икнул. По тому напряжению, которое возникло у охранника, он понял, что за дверью с золоченой ручкой находится его отец.

Борис Аркадьевич сидел в кресле напротив окна спиной к двери и не сразу обернулся, когда Аркадий переступил порог. Он заставил сына понервничать, и когда услышал робкое «Добрый вечер» поднялся и с презрением посмотрел на Аркадия. Так смотрят на использованный презерватив, оказавшийся на видном месте.

— Ты пьян, свинья!

— Я… ничего, — Аркадий опять икнул. — Я не хотел. Папа…

— Альберт Семенович, займись им, приведи в чувство. Я вернусь минут через пятнадцать. Этого времени тебе хватит?

Врач уже распаковывал саквояж. Борис Аркадьевич двинулся прямо на сына, и тому пришлось отшатнуться.

— Смердит от тебя, как от барыги. Аркаша обреченно сел на широкую кровать и принялся развязывать шнурки ботинок. Запутался в них.

— Лучше куртку снимите, — попросил врач. Аркадий нехотя повиновался.

— О, да у вас раны?

— Да, — недовольно проворчал Галкин-младший, поглядывая на окровавленный пластырь, криво наклеенный на предплечье. — Собака бешеная покусала, сучка в руку вцепилась.

— Нет, это у вас не укус, — осторожно отклеив пластырь и оглядев рану, констатировал доктор, — это резаная рана.

— Колотая, — уточнил Аркадий.

— Обработаем, немного придется потерпеть. Можно и не зашивать, не такая она и широкая.

Аркадий прилег и скрипел зубами, пока врач обрабатывал рану. Он наложил на предплечье аккуратную повязку.

— Что пили? — вкрадчиво поинтересовался доктор.

— Хрен его знает! Сперва «Текилу», а потом уже не помню.

— Золотую или серебряную?

— Золотую, дешевую я не употребляю.

— Не курили, не кололись, не нюхали? — продолжал уточнять врач.

— Нюхал лишь потных баб, — скривился Аркаша.

— Это ничего, — улыбался доктор, — сейчас сделаю пару инъекций, и вы придете в себя.

— Мне бы поспать.

— Нельзя, — сказал Альберт Семенович, — Борис Аркадьевич хотел с вами поговорить.

— Я не хочу, — пробормотал Аркаша, целиком отдавшись в руки врача.

Он чувствовал, как тот ищет иголкой вену, чувствовал, как животворящая жидкость вливается в кровь. Минут через десять ему полегчало, мозг просветлел, он ощутил прилив сил.