Никита и пошёл к поварне, на голоса. Открыл дверь, сразу аппетитные ароматы в нос ударили. В поварне у печи обе кухарки суетятся, пред ними хозяйка стоит. Никита её фигуру с любого ракурса узнал бы. Кухарки Никиту увидели, смолкли, на него смотрят. И Анна Петровна обернулась полюбопытствовать – кто без стука смел явиться? Оба застыли. Никита хозяйку два месяца не видел, изменилась она, не столько помолодела, сколько похорошела, просто красавицей стала. Как же он раньше не замечал? Или она не была такой? И она замерла, появление Никиты неожиданным было. Сделала шаг навстречу. Кабы не кухарки, бросилась бы на шею, обняла. Глаза засияли, улыбнулась, белые зубки показав. На щёках ямочки, румянец.
Никита еле глаза отвёл, поражён был. Но взял себя в руки, поясной поклон отвесил.
– Из дальних краёв прибыл. Не забыли ещё? Али другого управляющего нанять изволили?
Шутил Никита, а сердце ревность кольнула. Вдруг ухажёр объявился, пока его не было? Соседи есть, правда, женаты все, да сердцу не прикажешь, если такую красоту увидишь.
– Рада видеть в добром здравии, Никита. Чего ты в наряде скромном, неподобающем?
– Денег на хорошую одежду не хватило, с пустой мошной вернулся, барыня.
– Не называй меня так. Иди переоденься, потом к столу жду. Заодно поведаешь, где был, что видел. У меня как сердце чувствовало, что сегодня вернёшься. Кушаний побольше кухаркам заказала.
Оба вышли с поварни. Никита спросил.
– Как тут без меня? Никто не погорел, урожай собрали?
– Богатый урожай случился, малый амбар заняли. И тиун две седмицы тому приезжал, деньгами расплатилась.
Получалось, как отчитывалась барыня перед управляющим, вроде жена мужу после возвращения. Никита дверь в свою комнату открыл, и хозяйка за ним. Узелок и книгу на стол положил, армяк сбросил, на деревянный гвоздик повесил. Повернулся, а Анна Петровна к нему бросилась, обняла крепко. И Никита её обнял, поцеловал. Как-то само получилось, что губы встретились. Губы у Анны мягкие, нежные, сладкие – не оторваться. Никиту жаром обдало, желание вспыхнуло. Анна Петровна оттолкнула его, ладонями пунцовые щёки прикрыла.
– Грешно, не венчаны мы.
– Я в любой момент готов, – выпалил Никита.
Дураком надо быть, чтобы отказаться от такой женщины.
– Люба ли я тебе? – с тревогой в голосе спросила барыня.
– Ой, люба!
– А что ты раньше вида не подавал? Как истукан каменный?
– Боялся, отказом ответишь. Да чувству не прикажешь.
Немного другое было. Сначала была большая разница в возрасте, особенно внешняя. По мере приёма эликсира разница стиралась, сейчас они выглядели сверстниками. Но трудно Никите выбросить из памяти ту, прежнюю, Анну. Вот такая преграда, закавыка была. А сейчас и её Никита отбросил. Пигмалион полюбил Галатею, созданную из камня. Но камень холоден, чувств не имеет. А перед Никитой живой человек, из плоти и крови. Не устоял он, в первый раз в жизни влюбился. Раньше, в своём времени, все мысли о науке были, об опытах и экспериментах. А сейчас про химию забыл, как будто и не было её никогда.
– Хоть бы намёк дал, а то вроде неживой. Пойду, распоряжусь стол накрывать. Да Андрею скажу – баню готовить. Ты пока приводи себя в порядок.
По-хорошему, сначала бы помыться с дальней дороги. Но баню готовить долго – часа три, а есть хотелось сейчас. Что хорошо было, нравилось Никите, женщины, воспитанные на домострое, не задавали мужчине лишних вопросов, не спорили, права имели от мужских сильно урезанные. Туго пришлось бы феминисткам, окажись они в этом времени. Никита вовсе не был домашним тираном, хозяйкой имения была Анна Петровна. Но женщине в эти века в одиночку, без мужского плеча, не выжить.
Никита не рассказывал о цели поездки, о покупках, о тратах. Деньги-то его, личные.
Уселись есть, помолясь. Никита на еду набросился, аки голодный волк. Последние дни экономить приходилось, а сегодня стол от яств ломится, как не отведать? Курица, жаренная на вертеле, копчёная белорыбица, одних пирогов три вида – с яблоками, с рыбой, с гречневой кашей. Да на сладкое орешки в меду. И свежего пива прохладного целый кувшин.
– Откуда пиво? – поинтересовался Никита, отдав должное пенному напитку.
– Мастер сыскался из крепостных.
– Кто таков? Почему не знаю?
– Севостьян-огородник.
– О! На следующий год пусть огород бросает, пиво варит. Такое можно в Нижнем торговать, бочками. И людям удовольствие, и нам прибыль.
Наевшись и вымыв руки, Никита коротко рассказал: где был, что видел. Много внимания уделил Святой Софии, что в Великом Новгороде.
– Красота-то какая! – восхитилась барыня. – Самой бы повидать!
– Коли никакой беды не приключится, о следующем годе можно и поглядеть.
– Ещё в Первопрестольную хочу. Сколь живу, не была ни разу.
– И это можно.
Никита поднялся, поклонился барыне.
– По имению пройдусь, пока баня топится.