Оказывается, Иван умудрился, не просыпаясь, встать, выйти из комнаты и пройти через все коридоры базы аж до площадки, на которой начиналась лестница наверх, к закрытому выходу из бомбоубежища. Там, скорее всего, он споткнулся, упал и, все так же не приходя в себя, стал кричать чтото бессвязное. Эти крики разбудили стариковрокеров и Силовика, комнаты которых находились ближе всего к лестнице.
Саныч и Симыч, до смерти перепуганные, выскочили из своей комнаты и бросились Ване на помощь — подняли его, все еще спящего, и привели через всю базу обратно.
Саша живо себе представил Ваню, с бледным лицом и полузакрытыми глазами бесшумно идущего по темным, притихшим коридорам, — и содрогнулся. Если бы он вдруг увидел такую картину, то испугался бы не на шутку, понятно, почему Симыча и Саныча так трясло.
На следующий день Ваня вел себя как обычно, видимо абсолютно не помня ночного происшествия, а приставать с расспросами к нему никто не стал. Поэтому подробности случившегося странного события остались невыясненными. Больше Ваня по ночам не гулял, но этот приступ лунатизма все же насторожил Сашу. Он очень беспокоился за друга и хотел ему както помочь, но совершенно не понимал, что тут можно сделать.
В самом начале их заточения, когда еще оставалась какаято надежда на спасение, прямо в разгар хмельной вечеринки Ваня сочинил фристайл — песню, ставшую впоследствии своеобразным гимном для обитателей базы.
Но потом наступили довольно тяжелые времена, надежда на скорое избавление быстро угасла, и начался тяжелый труд, в котором Ване не нашлось достойного применения. Он замкнулся в себе, потерял интерес к окружающему и тихо бродил по базе, как привидение, почти ни с кем не разговаривая и думая о чемто своем.
Немудрено, что услышанное от Вани несколько минут назад так удивило Сашу и, судя по выражению лиц, остальных ребят.
— О чем песнято? — нарушил повисшую тишину Максим.
Ваня встал, пересек комнату, взял стоявшую в углу гитару, сел обратно на кровать и начал наигрывать грустную мелодию. Пару минут подбирал более походящее разрешение аккордов, остановился на одном варианте и запел.
На Марсе классно: красные пески,
крутые горы и кратеры,
Безумно красивые каналы рядом
с экватором —
Ничто не сравнится с тамошними закатами,
Правда, холодновато и давленье, мягко
говоря, низковатое.
Зато две луны на небе, и очень яркие
звезды —
Это изза низкой плотности воздуха. Жаль,
что так поздно
Земляне получили снимки с этой
прекрасной планеты —
Тут было еще прикольней до местного
конца света:
Летом цвели пышным цветом диковинные
растения,
Невиданно высокие изза слабого
притяжения,
Шумели гигантскими кронами в лесах,
скверах и парках,
Где в их тени прятались местные жители,
когда жарко.
Они были похожи на нас, не во всем,
конечно, но всетаки,
В целом, без какойто там оголтелой
экзотики:
Иная форма ушей, пальцы рук другие
по длине,
Но умирать им было так же страшно,
как тебе или мне...
Марс, бог войны, не слышащий молитвы,
Вали с Олимпа, пушки на пол, к черту битвы,
В топку военные карты с планами
наступлений —
Засыпаем окопы, разбираем укрепленья.
Египтяне в спешке ворочали каменные
блоки:
Пирамида — не шутка, тут нельзя
не уложиться в сроки.
Они орошали посевы, делали из тростника
пергамент,
Славили Ра и жестоко расправлялись
с врагами.
А на красной точке в иссинячерном
южном небе ночном,
Пока рабы отдыхали от проделанного днем,
Пока жрецам снились блудницы,
а фараону — кошмары,
Самолеты и ракеты заполоняли радары.
Пара ударов, еще пара, попытки перехвата —
Забавная всетаки штука этот ваш
«мирный» атом:
Высокие технологии, культура богатая,
А теперь — только красные пески,
крутые горы и кратеры,
Безумно красивые каналы рядом
с экватором,
Но некому больше любоваться тамошними
закатами:
Крутится вокруг солнца рыжий
безжизненный глобус,
А вокруг него, в свою очередь, Деймос
и Фобос...
Марс, бог войны, не слышащий молитвы,
Вали с Олимпа, пушки на пол,
к черту битвы,
В топку военные карты с планами
наступлений —
Засыпаем окопы, разбираем укрепленья.
Почему вдруг песня о Марсе?
Саша сначала не понял, но затем, когда зазвучали новые и новые строки, все становилось ясно. Песня была грустная и трогательная, она навевала щемящую тоску по безвозвратно ушедшему в прошлое прекрасному миру, окружавшему людей вместо этих бетонных лабиринтов.
Ваня закончил петь. Несколько мгновений все молчали, погруженные в свои мысли.
— Круто, — сказал Паша. — Очень круто.
Все остальные молчали, потрясенные песней и удивленные самим фактом ее появления.
— Давайте запишем ее, — сказал Ваня и обвел взглядом всех остальных.
— Давайте, — все еще обиженно буркнул Максим.
— Ну конечно, давайте запишем. Не только же траву жевать, копаться в земле да ловить крыс, в концето концов. Когда начнем? — Саша, сказав это, посмотрел на Ванька.