Мы никоим образом не разделяем эту историческую концепцию. Несомненно, было бы глупо отрицать существование неких неизбежно проявляющихся великих процессов. Таково происхождение феодализма. [258]Он берет начало в конце Римской империи, незаметно формируется в правление Меровингов, продолжается при Карле Великом и, как огонь, таящийся под слоем пепла, с непреодолимой силой вспыхивает в середине IX века. По той же схеме развивалась централизация и абсолютная монархия во всех европейских странах, начиная с XIV по XVIII вв. Наконец, разве не видят все, кто с радостью, а кто с сожалением, что с тех пор, вот уже двести лет мир движется к демократии? Вот единственные события, по поводу которых можно пускаться в общие рассуждения, которые окрестили «Философией истории». Но когда речь идет о борьбе столь сомнительной и незначительной для всеобще истории в целом, как противостояние Каролингов Робертинов, порочно осуждать первых во имя та называемой исторической и национальной необходимости.
Династия Каролингов пала не от того, что они были слишком слабы, и не потому, что являлись представителями германского рода и духа.
Их личные ресурсы действительно были очень ограниченны, но не настолько, чтобы стоило принимать данный факт во внимание. Этот недостаток компенсировался знатным происхождением и личным влиянием Каролингов. К тому же, во второй половине X столетия престиж королевской власти был гораздо весомее, чем в предшествующее столетие. Например, ярый противник Лотаря, архиепископ Адальберон, который пользовался невероятным влиянием и имел серьезные связи, никогда не осмеливался открыто продемонстрировать свою неприязнь к королю. Он старательно ее скрывал и даже вынужден был предоставить Лотарю войска для осады своей же собственной семьи в Вердене. Людовик V был слабым и неспособным человеком, он даже согласился на опеку Гуго Капета. Однако стоило ему выразить свою волю, выступить против Адальберона, как герцог Франции тотчас, несмотря ни на что, повиновался. Но если бы герцог отказал в помощи королю, то Людовик получил бы ее от своих собственных вассалов. Или Карл Лотарингский, оказавшись без денег и почти без друзей, смог в течение трех лет победоносно оказывать сопротивление противнику. Ясно, что если бы ему вдруг удалось одолеть неприятеля, это бы случилось отнюдь не из-за его силового превосходства. Впрочем, как уже говорилось, Гуго Капет был куда менее опасным соперником, чем его отец Гуго Великий и его Роберт.
Говоря о втором упреке Каролингам, то его нужно рассматривать исключительно как химерический. Ни один современный документ не содержит подобного обвинения.
Итак, что же на самом деле привело династию Каролингов к падению?
Ни документы той эпохи, ни документы последующих столетий не дают никаких объяснений на поставленный вопрос. Известно лишь мнение, что роли короля лучше соответствовал могущественный герцог Франции, нежели Карл. Но это утверждение высказывалось сторонниками Гуго, и оно не может достоверно передать общественное мнение той эпохи.
В революции 987 г. поражает, что она не была необходимостью и не отвечала ничьим желаниям, кроме тех, кому она была выгодна. Гуго Капет никогда не помышлял о ниспровержении уже коронованных Каролингов. Часто ссорившись с Лотарем, он открыто поднимал мятеж, пытался подчинить своему влиянию Людовика V, старался усилить свою власть, но ничем не обнаруживал планов захвата короны. Для того чтобы Гуго оказался на троне, потребовалась цепь из чрезвычайных совпадений: внезапная кончина Лотаря в полном расцвете сил, затем неожиданная смерть его наследника, вспыльчивого и неопытного отрока, который не успел оставить после себя потомство и его преемником оказался Карл, мужественный воин, но грубый и ограниченный человек, ставший спустя десять лет почти чужим в своей собственной стране. Понадобилось, однако, чтобы роковой случай выбрал Лотаря, в центре владычества которого оказались два самых жестоких врага его династии, Адальберон Реймский и Асцелин, и чтобы судьба выдернула из монастыря в глубине Аквитании молодого монаха, ставшего Гербертом Орильякским.