Последние Каролинги

— Не сердись… — сказал ему Гугон, задыхаясь. — Но на место канцлера я ставлю не тебя, а вот этого самого Фулька. Здорово придумано! — хмыкнул он. — Эд и Фульк — они друг другу не дадут растащить наследие Каролингов…

В полночь лаонские колокола возвестили наконец, что канцлер королевства сменился.

8

Была троица, девушки и юноши, оставив ненадолго сенокос, устремились в дубравы и рощи. Срывали маки, плели венки, бросали их в текучие воды. Плясали до утра на ласковой траве.

На заре их испугала колонна всадников в чешуйчатой броне.

— Что случилось? Опять война?

— Нет, — отвечали всадники поселянкам, подававшим им ковши у колодца. — Мы едем в Лаон, наш сеньор Эд получает там парижский лен.

Там, во дворце, Рикарда держала себя именинницей, Заячью Губу не отпускала ни на шаг. Прислужницы в гардеробе набросали ворохом платья, и Рикарда советовалась о нарядах к церемонии.

— Вот в этом розовом я такая резвушка, такая хохотушка, а в черном бархатном — постница, будто сейчас из монастыря. Но лучше всего серое с отделкой; в нем у меня глаза жемчужного цвета, не правда ли, Лалиевра?

Однако Заячья Губа к ее восторгам отнеслась сухо. Даже на предложение: «Герой пусть и во дворец войдет геройски, как было в обычае у древних франков», — не отозвалась. Заявила, что ей зачем-то нужно в Трис, и умчалась с метлою под мышкой.

Тогда Рикарда сама вызвала сначала Тьерри Красавчика, затем Готфрида Кривого Локтя и наконец Генриха, герцога Суассонского.

— Вам угодно позабавиться? — хохотал герцог после беседы с ней и подкручивал длинный ус. — Чего не сделаешь ради удовольствия столь очаровательной повелительницы!

Народ валил, боясь пропустить событие. В день встречи из-за голов придворных Азарика еле увидела, как к главным воротам подъехали двадцать четыре трубача и подняли блистающие, как жар, фанфары с вымпелами города Парижа — золотой кораблик на алом поле.

Под гром фанфар распахнулись главные ворота. Толпа закричала, кидая вверх колпаки. Эд въехал впереди своей кавалькады. Он был без шлема, и Азарика почувствовала, как у нее почему-то екнуло и провалилось сердце, когда она увидела его светлые волосы, рассыпанные по панцирным плечам. Эд милостиво улыбался и швырял в толпу монеты и кольца.

Внезапно какой-то всадник с копьем наперевес устремился навстречу с криком: «Остановись!» Люди Эда хотели отразить его, подняв щиты, но Эд не позволил.

Он спокойно ожидал скачущего всадника, даже не поднимая оружия, и свита его молча стояла позади. Но когда копье незнакомца готово было пробить грудь Эда, его вышколенный конь отпрыгнул в сторону, и нападающий пронесся мимо. Не сумев удержать коня, он всей массой ударился о каменный цоколь дворца.

— Тьерри! — в ужасе закричали на галереях служанки, узнав в нападавшем Красавчика, своего кумира. На императорском балконе под зонтиком звонко смеялась Рикарда.

Но Тьерри сумел быстро прийти в себя и, отбросив обломок копья, вновь кинулся на Эда с мечом. Тот, однако, разгадал, какого рода у него противник, и вновь ждал, скрестив руки, и подтрунивал:

— Что, сосуночек, за молочком?

Тьерри, чуть не плача от ярости, наскочил, подняв меч. Но Эд, нагнувшись, схватил его за стремя и рывком выбросил из седла. Дамы схватились за щеки, услышав, как шлем Красавчика скрежещет по каменным плитам двора.

Двадцать четыре фанфары вновь протрубили ликующий сигнал, и Эд через вторые ворота въехал во внутренний двор. Шумные зрительницы, толкая друг друга, кинулись к другим окнам и балконам.

Там ждал Эда другой противник. Опустив резное забрало, весь подобравшись на монументальном коне, он ждал приближения Эда.

— Граф Каталанский! — узнал его Эд. — Ты даешь мне возможность отмстить за отца, убитого по твоей вине на Бриссартском мосту? Послушай, граф, я моложе тебя на целых двадцать лет, да и время ли здесь сводить счеты?

Но Кривой Локоть не отвечал и, словно железная глыба, ожидал приближения Эда. Молчал и весь многоярусный двор, а в полуденной жаре пели дальние петухи. Эд обвел взором балконы, пока не увидел арку, в которой пылали пурпурные одежды императрицы.

— Ах, значит, так! — помрачнел Эд. (Оруженосцы подали ему шлем и щит.) — Да хранит нас святой Эриберт, покровитель Робертинов!

Они сшиблись, сперва словно пробуя силы друг друга, и тотчас же разъехались. Объезжали друг друга, горяча коней, ни один не решался броситься первым. С губ коней стекала розовая пена.

— Радуйся! — закричал Эд и сбоку ударил копьем Готфрида.

Но тот успел подставить щит и только попятился от сокрушающего удара. Теперь уж неудержимая сила влекла их друг на друга. При новой сшибке сломались сразу оба копья, и противники схватились за мечи. Темп схватки нарастал, лезвия, как молнии, сверкали под солнцем, кони, храпя, выделывали страшный танец.

— Веселись! — крикнул Эд, улыбаясь звону мечей.

— Веселись! — хрипло ответил ему Кривой Локоть и, изловчившись, ударил Эда по шлему так, что козырек отлетел к галерее.

И все услышали, как императрица закричала чужим, низким голосом:

— Прекратить! Достаточно! Прекратить!

— Нет, теперь уж не прекратить! — пробурчал Кривой Локоть.