Последние флибустьеры

— Tonnerre!.. — в сердцах вскрикнул гасконец, начиная выходить из себя. — Неужели мне этой ночью не суждено ни подбить баланс, ни выспаться? Черт побери все ночные дозоры Панамы!

Он поднялся, отшвырнул в сторону табурет, на котором сидел, прихватил с собой из осторожности драгинассу и открыл дверь. Перед ним предстали двое подозрительных на вид мужчин в широких коротких плащах и огромных шляпах. Они попытались войти, но прежде один из них спросил:

— Это правда, что ваша таверна полна призраков? Мы не боимся самого дьявола и готовы предложить вам до утра свою компанию.

— Кто вам такое сказал? — заорал дон Баррехо, выставляя шпагу.

— Мы видели, как только что из вашей таверны выходили монахи.

— Ну что ж! Если вы не боитесь самого дьявола, то идите и составляйте ему компанию. Я в компаньонах не нуждаюсь.

И гасконец захлопнул дверь перед их носом, сопроводив свое действие таким ужасающим «Tonnerre», какое, кажется, еще никогда не слетало с его губ.

— Проклятая ночь! — пробормотал наш храбрец. — О, эти призраки либо сделают мою таверну процветающей, либо полностью опустошат мои карманы и унесут с собой даже длинную золотую цепь Панчиты. Ох, этот плут Мендоса!.. Как только он появляется, начинается революция. Правда, и дон Баррехо, тот самый человек, который сейчас меня слушает, добавляет свое.

Едва гасконец закончил подведение итогов дня, констатировав безвозмездную потерю тридцати бутылок, не считая подаренного монахам бочонка, в дверь снова постучали.

— Чертова лампа! — возмутился взбешенный гасконец. — Это она меня выдает.

Он опять схватил драгинассу и во второй раз открыл дверь.

Теперь перед ним стояли трое или четверо сомнительных личностей, которые тут же, перебивая друг друга, громко спросили:

— Это здесь водятся привидения? Мы пришли прогнать их.

— Пошли вон!.. — закричал дон Баррехо. — Tonnerre!.. Позвольте наконец добропорядочным людям, которые работают по пятнадцать часов в сутки, хоть немного отдохнуть. Проваливайте!..

Увидев, что гасконец угрожающе выставил шпагу, эти последние полуночники почли за благо удалиться, хотя проливной дождь не прекращался.

— Смеются они надо мной, что ли? — задумался дон Баррехо, потерявший всякое терпение. — Честное гасконское, первого, кто осмелится меня побеспокоить, я схвачу за горло и отправлю в общество нашего дружка Пфиффера. Ночь окончательно потеряна, и теперь нет смысла нарушать сон моей сладчайшей половины.

Он встряхнул три-четыре бутылки, нашел одну полупустую и осушил ее в два глотка. Потом составил два кресла и растянулся на них, опираясь спиной о стол. Но сон его оказался недолгим, потому что начали перезвон две сотни колоколов, а именно столько их в то время было в Панаме, и шум этот разбудил бы мертвого. Однако даже короткого отдыха гасконцу было достаточно, поскольку он еще не забыл прежних привычек авантюриста.

Едва он позвал уже вставшую Панчиту, как услышал осторожный стук в дверь.

— Еще кто-нибудь пришел посмотреть на привидения? — вслух размышлял гасконец. — Tonnerre!.. Я разобью ему голову бутылкой.

Ворча и чертыхаясь, гасконец пошел открывать дверь. Он увидел перед собой индейского мальчишку двенадцати — четырнадцати лет, плутовского вида, смышленого, с горящими глазами и кожей медного цвета.

— Чего тебе надо, мошенник? — спросил его дон Баррехо.

— Возьмите, это от Буттафуоко, — ответил паренек, протягивая хозяину таверны вчетверо сложенный листок бумаги.

Отдав записку, парнишка исчез с быстротой оленя, прежде чем гасконец успел даже подумать задержать его, — исчез за плотной завесой дождя, поскольку ненастье еще продолжалось.

— В этой записке должно быть что-то важное, — пробормотал гасконец, вертя в руках бумажку. — Смогу ли я разобрать эти каракули? Мой дорогой Буттафуоко очень любит писать. Ба!.. Да это настоящая мания!..

Он по привычке вытянул свои длинные худющие ноги, похожие на огромный циркуль, уперся правой рукой в бок, а левой поднес к глазам бумагу, покрытую большими, с наперсток величиной, буквами: ведь в те времена дворяне с бóльшей охотой посещали фехтовальные залы, чем обычные школы.

Гасконец не мог сравниться с французским дворянином, хотя и он в детстве прошел обучение у священника родного прихода; однако после доброй полудюжины «Tonnerre», произнесенных на самые различные лады, он вынужден был сдаться, назвав себя трижды ослом. По счастью, прекрасная трактирщица уже спустилась сверху, и хотя в искусстве чтения она немногим превосходила мужа, ей было совсем нетрудно разобрать буканьерские каракули.

Какие ужасные новости принесла эта записка!.. Графиня ди Вентимилья исчезла; вероятно, она стала пленницей маркиза ди Монтелимара; на Буттафуоко и Мендосу напали; они хотят присоединить своего пленника к Пфифферу; стало быть, надо поместить обоих пленников в бочку и куда-нибудь увезти, чтобы избежать неожиданного вмешательства полиции.

— Ну и чего же хочет Буттафуоко? — спросил дон Баррехо, неистово расчесывая затылок.

— Сегодня вечером ты должен привезти к нему в посаду фламандца, не вытаскивая его из бочки.