Если откинуть крышку, блестящая зажигалка в форме параллелепипеда походила на дозатор для конфет «Пец» (правда, работы Фаберже), а Анжелике пришлось открыть крышку, чтобы закрепить нитку, – и зажигалка явно тяготела к тому квадратику, где стояла цифра «семнадцать», как будто ее подталкивала туда магическая сила, даже после того, как Кути рукой отвел ее на дюйм в сторону. И, как заметила Анжелика, качающаяся зажигалка указывала также на тридцать первое – вьетнамский праздник Тет и китайский Новый год. Год собаки подходил к концу, и первого февраля должен был начаться год свиньи – эта же дата была первым днем Рамадана – священного месяца мусульман.
Мавранос выпил пиво на кухне в три глотка и, тут же открыв следующую банку, вернулся с ней в гостиную.
– Тридцать первое, пожалуй, подойдет, – бесстрастно произнес он. – Я согласен с тобой – этот день лучше. Во-первых, будет возможность побольше узнать от этой мертвой леди (якобы нашего
Он посмотрел в окно на серые бетонные опоры поднятой над землей автострады и вспомнил газетные фотографии двухъярусной эстакады 880-го шоссе в Окленде, обрушившейся во время большого землетрясения в октябре восемьдесят девятого года, и расплющенные автомобили, которые они со Скоттом Крейном своими глазами видели в Лос-Анджелесе год назад.
– Тьфу ты, – мягко произнес он. – Думаю, нам стоит попытаться сделать это завтра, с посредником или без. А ты подбери для всех нас футбольные шлемы и твое скелетное вино.
– И какие-нибудь маски для Хеллоуина, – чуть слышно добавил Кути, мрачно взглянув на Мавраноса. – По две-три штуки каждому.
Мавранос ответил ему таким же взглядом. «Ты ведь все время знал, как пойдут дела, верно, малыш? – подумал он. – И все равно поехал, чтобы спасти своих родителей». А вслух сказал:
– Да, в это время года они, вероятно, очень дешевы.
Анжелика, в это время наблюдавшая за Кути, перевела подозрительный взгляд на Мавраноса.
–
– Ни в коем случае, – согласился Мавранос. – Точно так же, как, скажем, я не беру с собой тело Скотта, когда отправляюсь в бар на встречу с Кокреном. Они… И они, и мы не доверяем друг другу; он думает, что я попытаюсь пристрелить Пламтри, а я считаю, что папаша Пламтри обязательно попытается покончить с телом Крейна. – Он отхлебнул пива и облизал пену с седеющих усов. – Готов поручиться, что Кокрен добирается к себе таким же
– К себе… – повторила Анжелика. – Она живет там же, где и он?
– Вроде бы, – начал Мавранос, – он дает понять, что да… – Тут он резко выдохнул и уселся, скрестив ноги, на деревянный пол. – Но я думаю, что, на самом деле, она сбежала от него, – продолжил он ровным голосом, – а он не хочет в этом признаваться. Я думаю, что Кокрен понятия не имеет, где она сейчас находится. Увы. Вероятнее всего, ее отец как-нибудь явился и просто удрал вместе с ее телом…
В последние две встречи в баре «Ли Бо» Кокрен был явно пьян и слишком уж истово уверял, что Пламтри по-прежнему полна решимости вернуть к жизни убитого короля, и у Мавраноса сложилось тревожное убеждение, что Кокрен надеялся услышать
Кути, поморщившись, поднялся на ноги.
– Учитывая флеботомию… – сказал он
– Был он когда-то красив и строен, как ты, – добавил Мавранос, автоматически переиначив строчку из «Бесплодной земли» Т. С. Элиота, в которой говорилось об утонувшем моряке-финикийце Флебе.
Анжелика внезапно побледнела и резко повернула голову к Кути.
–
Пит Салливан тревожно воззрился на жену и сына. Определенно ни один из них не уловил ни самой игры слов, ни того, что Мавранос имел в виду.
– Что? – спросил Пит. – Лоботомия? Кому же?
– Фле-бо-то-ми-я, – произнесла по слогам Анжелика, продолжая хмуро разглядывать приемного сына. – Венесекция, кровопускание; полагаю, из тела Крейна в винный бокал. Кути, просто