Последние дни. Том 1

Он кое-как добрел по коридору до своей «комнаты» и рухнул ничком на ближайшую из двух коек, сотрясаясь от рыданий, раскинув руки и ноги по углам постели, будто его самого взяли «на вязки».

– У нее СМЛ, – сказал Мьюр Арментроуту. Он прихлебывал кофе, продолжая рассеянно потирать свободной рукой горло. Они стояли в комнате сестринского поста возле доски назначений и поощрений, и Мьюр ткнул чашкой с кофе в сторону фамилии Дженис, рядом с которой мелом было написано «БОР» – «без огня и режущих» предметов (знак того, что ей, как и большинству других пациентов, нельзя давать в руки зажигалку или ножницы).

– Сволочная мерзкая… либидофрения, – буркнул Арментроут, мечтая о том, чтобы телефон в зале наконец-то перестал звонить.

– Нет, – с некоторым высокомерием ответил Мьюр, явно не принимая шутки. – Неужели вы не видели нового выпуска руководства по диагностике? Синдром множественной личности. То, что раньше называлось ДРИ.

Арментроут воззрился на интерна. Мьюр непрерывно дерзил с тех самых пор, как стало известно о дальнейшей судьбе девушки с биполярным расстройством и ожирением, которую Арментроут лечил и выписал на минувшей неделе: толстушка повесилась на следующий день после возвращения домой.

– У Пламтри нет диссоциативного расстройства идентичности, – сказал Арментроут. – Или, как вы выразились, СМЛ. И я не одобряю ни вашей затеи с исследованием ее циркадных ритмов, ни того, что вы надели на нее… zeitgeber? Дурацкие часики, которые все время пищат. Не вы, а я ее лечащий врач, и это я отвечаю…

– Часы – это привязка к реальности, – перебил его Мьюр. – При агрессивном вторжении воспоминаний о травмах, раздробивших ее личность, они принудительно напоминают ей о том, что она находится здесь, сейчас, в безопасности… Она не…

– Смену личностей в ней прекрасно видно и так! Думаю, это подмечают даже пациенты – вы слышали слова Регеши насчет Хеклов и Джеклов? Вероятно, он имел в виду Джекила и Хайда… Вот только не могу понять, почему он как будто злился на нее…

«Черт возьми, нет у нее никакого множественного расстройства. У нее депрессия и бред с признаками невроза навязчивых состояний… Ее непрерывное стремление мыться в душе и полоскать рот, нижнее белье, распределенное по дням недели…»

– В таком случае, почему вы ей ничего не назначаете? Галоперидол, кломипрамин. – Мьюр поставил чашку и направился к столу.

К немалой тревоге Арментроута, он взял стопку историй болезни и принялся листать назначения.

– Филип, вы еще слишком неопытны, для того чтобы критиковать мои методы, – резко произнес Арментроут, сделав шаг вперед. – В ее случае присутствуют конфиденциальные данные…

– Инъекция атропина после полуночи сегодня? – прочитал вслух Мьюр, перебив его. Потом поднял взгляд и поспешно захлопнул папку. – Зачем? Чтобы расширить зрачки? Очевидно же, что ее точечные зрачки – это конверсионное расстройство, вроде истерической слепоты или паралича! Как и эритема, ее неестественный загар, если вы обращали на это внимание. Мой бог, от атропина ее зрачки станут не нормальными, а громадными, как горловина мусорного бака.

Арментроут уставился ему в глаза, и Мьюр отвел взгляд.

– Мистер Мьюр, я вынужден приказать вам как главный психиатр вести себя скромнее. Вы всего лишь интерн (студент, по сути дела!), и вы забываетесь. – Телефон-автомат для пациентов в фойе продолжал звонить, и он повысил голос: – Мне не нужны отрывки из инструкции по действию атропина, сколь бы благими намерениями вы ни руководствовались. Следует ли мне развивать эту тему?

– Нет, сэр, – ответил Мьюр, все так же глядя в сторону.

– Вот и замечательно – для нас обоих. Вы собираетесь домой?

– Да, сэр…

– В таком случае, увидимся… вы ведь завтра не работаете, да?

– Завтра я весь день в Ирвинском центре, в Ориндже.

– Ну вот, так я и думал. Не попадете на нашу социализационную вечеринку с мороженым! Что ж, значит, увидимся в четверг.

Мьюр вышел из комнаты, не сказав ни слова.

Арментроут проводил его взглядом, а потом обогнул заваленные бумагами столы, подошел к окну и посмотрел на находившихся в телевизионном фойе пациентов, никто из которых даже и не думал подойти к телефону. Пламтри и Лонг-Джон Бич остались за столом и после того, как дурацкая группа по повышению самооценки распалась (Арментроут безусловно предпочитал быстротечную медикаментозную терапию психических расстройств продолжительной, нудной и нередко опасной психотерапии), к ним присоединился Сид Кокрен, преодолевший свой приступ хандры. Они вроде бы играли в карты.

«У тебя завтра напряженный день, – напомнил он себе. – Надо будет согласовать бумаги анестезистки и палатной сестры, а потом заняться Пламтри – как только она придет в себя после процедуры. Напряженный день, и хорошо, если ночью удастся урвать хоть несколько часов сна. Зато завтра ты, очень даже возможно, выяснишь, что случилось в Новый год, и узнаешь, как это повторить».