Она повернулась в кресле и, прищурившись, взглянула на мужчину, стоявшего рядом с доктором Мьюром возле сестринского поста. Ей показалось, что новый пациент немного похож на Богарта, донельзя утомленного Богарта: рослый, но заметно сутулящийся, неловкий, встревоженный на вид, с темными волосами, небрежно зачесанными назад так, что вдоль пробора торчали вихры.
Она улыбнулась, и телевизор снова включился, и она задумалась о том, кем может быть незнакомец, стоящий около сестринского поста. Ожидали ли психиатры нового пациента? Останется ли он здесь?
– Не удивлюсь, – сказала она, смутно сознавая, что повторила слова, которые кто-то произнес здесь совсем недавно.
– Костыль? – произнес доктор Арментроут.
Кокрен опустился в кресло и, моргая, смотрел на доктора, который подсел к столу и листал бумаги в папке сопроводительных документов, доставленных вместе с Кокреном из Норуолкской психиатрической больницы.
Сначала Кокрен отправился вместе с ним якобы в зал для собеседований, который оказался попросту каким-то подсобным помещением, где громоздились один на другом множество пластмассовых стульев, стояла классная доска и огромная устаревшая микроволновая печь, а за столом сидел один из пациентов, лысый, круглолицый однорукий пожилой человек, который, когда Арментроут попросил его уйти, начал ухмыляться и цитировать куски из Безумного чаепития «Алисы в Стране чудес», так что доктор сдался и увел Кокрена по коридору к своему запертому кабинету.
Теперь же Арментроут вздернул кустистые брови и постучал пальцем по стопке бумаг:
– Почему здесь написано «Костыль»?
– О, это прозвище, – ответил Кокрен. – Еще с тех пор, как я ребенком сломал ногу.
– Значит, у вас одна нога короче другой?…
– Нет, доктор. – Арментроут не сводил с него глаз, и Кокрен беспомощно продолжил: – Э-э… я просто прихрамываю немного в плохую погоду.
– Значит, прихрамываете в плохую погоду… – Арментроут перевернул листок. – В воскресенье на Вигнс-стрит вас, похоже, хромота не донимала. Разбив витрину в винном магазине, вы помчались прочь, как олимпийский чемпион, и полицейским пришлось потрудиться, чтобы поймать вас. – Он вновь посмотрел на Кокрена и улыбнулся. – Наверно, погода тогда была хорошей.
Кокрен умудрился изобразить слабую улыбку:
– В ментальном смысле – плохой. Я подумал, что увидел человека в винном магазине.
– Наверно, так оно и было.
– Я имею в виду – определенного человека, которого уже встречал в Париже. Всего за пару дней до этого. Его звали Мондар… если только мне все это не померещилось – встреча с ним и все прочее. И он превратился в быка, то есть у него голова стала бычьей, как у минотавра. Я отразил все в этих записках и рассказал доктору в «Метрополитен». И я подумал, что эта женщина-полицейский, – он невесело усмехнулся, – хочет убить меня, разорвать на куски и отдать ему мою голову. – Он тяжело вздохнул. – Как она?
– Вы выбили ей два зуба. Следовательно, ативан и галоперидол… я вам отменю, если вы будете хорошо себя вести.
– Скажу честно, доктор, я
– Итак, в промежутке между рейсами вы покинули аэропорт. Ведь вы же планировали пересесть на рейс в Сан-Франциско, верно? А сами выбросили все свои документы.
– М-м… тогда это показалось мне очень важным. Полагаю, я решил, что он может найти меня… что он
Арментроут кивнул:
– И вы, значит, уже видели этого человека.
– Да, во Франции. В Париже. В пятницу.
– Нет, я имел в виду… да где же это? – Доктор отлистал назад несколько страниц. – Четыре года назад, в конце апреля 1990 года. И
Сердце Кокрена вдруг заколотилось, он захотел вцепиться в подлокотники, но руки не повиновались.
–
– Что случилось во время вашего медового месяца?
– Я… я спятил. Мы поженились шестого апреля девяностого года в одном заведении на Стрип, и…
– Стрип? Вы имеете в виду Сансет-бульвар?
– Нет, это Стрип в Лас-Вегасе, Лас-Вегас-бульвар. Мы…
–
– Нет, в Лас-Вегасе. И…
– Во «Фламинго»?
– Нет. – Кокрен снова поморгал, глядя на доктора. – Нет, в некой венчальной часовне под названием «Трой и Кресс».
– О, еще лучше! – радостно воскликнул Арментроут. У толстячка-психиатра был такой вид, будто ему хотелось захлопать в ладоши. – Но я лучше помолчу. Продолжайте.
– Я не выдумываю. Это должно быть в ваших бумагах.
– Не сомневаюсь, что вы говорите чистую правду. Дальше, пожалуйста.
«Психиатры!» – сказал себе Кокрен, пытаясь придать своей мысли оттенок насмешливой бесшабашности.