Последние дни (Пушкин)

Богомазов. Слушок ходил такой, князь Петр, что будто он на вас эпиграмму написал?

Долгоруков. Плюю на бездарные вирши! Тсс, тише.

В сад входит Геккерен, через некоторое время — Пушкина.

Геккерен. Я следил за вами и понял, почему вас называют северной Психеей. Как вы цветете!

Пушкина. Ах, барон, барон…

Геккерен. Я, впрочем, понимаю, как надоел вам рой любезников с их комплиментами. Присядьте, Наталья Николаевна, я не наскучу вам?

Пушкина. О нет, я очень рада.

Пауза.

Геккерен. Он сейчас придет.

Пушкина. Я не понимаю! О ком вы говорите?

Геккерен. Ах, зачем так отвечать тому, кто относится к вам дружелюбно. Я не предатель. Ох, сколько зла еще сделает ваша красота! Верните мне сына. Посмотрите, что вы сделали с ним. Он любит вас.

Пушкина. Барон, я не хочу слушать такие речи.

Геккерен. Нет, нет, не уходите, он тотчас подойдет. Я нарочно здесь, чтобы вы могли перемолвиться несколькими словами.

В сад входит Дантес. Геккерен отходит в сторону.

Дантес. Проклятый бал! К вам нельзя подойти. Вы беседовали с императором наедине?

Пушкина. Ради бога, что вы делаете! Не говорите с таким лицом, нас могут увидеть из гостиной.

Дантес. Ваша рука была в его руке. Вы меня упрекали в преступлениях, а сами вы вероломны.

Пушкина. Я приду, приду. В среду в три часа. Отойдите от меня, ради всего святого.

Из колоннады выходит Гончарова.

Гончарова. Мы собираемся уезжать. Александр тебя ищет.

Пушкина. Да, да: Au revoir, monsieur le baron[14].

Геккерен. Au revoir, madame. Au revoir, mademoiselle.

Дантес. Au revoir, mademoiselle. Au revoir, madame.

Музыка загремела победоносно. Пушкина и Гончарова уходят.

Геккерен. Запомни все жертвы, которые я принес тебе. (Уходит вместе с Дантесом.)

В гостиной мелькнула Воронцова, к ней подходят, прощаясь, гости. Музыка внезапно обрывается, и сразу наступает тишина.

Долгоруков. Люблю балы, люблю.

Богомазов. Что говорить!

В сад оттуда, откуда выходил Богомазов, входит Воронцова.

Она очень устала, садится на диванчик.

Долгоруков. Хорош посланник! Видали, какие дела делаются! Будет Пушкин рогат, как в короне! Сзади царские рога, а спереди Дантесовы! Ай да любящий приемный отец!

Богомазов. А и люто вы ненавидите его, князь! Ну мне, никому, клянусь, друг до гроба, — кто послал ему анонимный пасквиль, из-за которого весь сыр-бор загорелся? Молодецкая штука, прямо скажу! Ведь роют два месяца, не могут понять кто. Лихо сделано! Ну, князь, прямо — кто?

Долгоруков. Кто? Откуда я знаю? Почему вы задаете мне этот вопрос? А кто бы ни послал, так ему и надо! Будет помнить!

Богомазов. Будет, будет! Ну, до свидания князь, а то огни начнут тушить.

Долгоруков. До свидания.

Богомазов. Только, Петя, на прощание, говорю дружески: ой, придержите язык. (Скрывается.)

Долгоруков допивает шампанское, выходит из чащи.

Воронцова. Князь?

Долгоруков. Графиня…

Воронцова. Почему вы одни? Вы не скучали?

Долгоруков. Помилуйте, графиня, возможно ли скучать в вашем доме? Упоительный бал!

Воронцова. А мне взгрустнулось как-то.

Долгоруков. Графиня, вы огорчаете меня. Но это нервическое, уверяю вас.

Воронцова. Нет, грусть безысходна. Сколько подлости в мире! Вы не задумывались над этим?

Долгоруков. Всякий день, графиня. Тот, у кого чувствительное сердце, не может не понимать этого. Падение нравов — таков век, графиня! Но к чему эти печальные мысли?

Воронцова. Pendard![15] Висельник! Негодяй!

Долгоруков. Вы больны, графиня! Я кликну людей.

Воронцова. Я слышала, как вы кривлялись… Вы радовались тому, что какой-то подлец посылает затравленному пасквиль… Вы сами сделали это! И если бы я не боялась нанести ему еще один удар, я бы выдала вас ему! Вас надо убить, как собаку! Надеюсь, что вы погибнете на эшафоте! Вон из моего дома! Вон! (Скрывается.)

Начинает убывать свет.

Долгоруков (один). Подслушала. Ох, дикая кошка! Тоже, наверно, любовница его. Кто-то слышал за колонной. Да, слышал. А все он! Все из-за него! Ну ладно, вы вспомните меня! Вы вспомните меня все, — клянусь вам! (Хромая, идет к колоннаде.)