Последние дни Помпеи

Музыканты, стоявшие в портике с наружной стороны, начали свой концерт с появлением козленка. Теперь мелодия перешла в более мягкий, игривый напев, и они исполнили известную песню Горация, начинающуюся словами: «Persicos odi» и т. д. и не поддающуюся переводу. Они считали ее подходящей для праздника, который, как бы он ни казался нам изысканным, отличался некоторой простотой сравнительно с пышными пирами той эпохи. Мы присутствуем на частном, а не на официальном празднике-пире, на приеме у дворянина, а не у императора или у сенатора.

– Добрый старый Гораций, – заметил Саллюстий тоном сострадания, – хорошо он воспевал пиры и дев, а все-таки далеко ему до наших современных поэтов.

– До бессмертного Фульвия, например! – добавил Клавдий.

– Фульвий бессмертен! – отозвалась эхом тень Клавдия.

– А Спурена, а Кай Муций, написавший три эпических поэмы в один год, – разве это было бы под силу Горацию или Вергилию? – вмешался Лепид. – Эти старые поэты впадали в ошибку, взяв себе за образец скульптуру, а не живопись. Простота и покой – вот их принцип. Зато у современных есть огонек, страсть, энергия. Мы никогда не спим, мы подражаем красками живописи, копируем жизнь, движение. Бессмертный Фульвий!

– Кстати, – заметил Саллюстий, – слышали вы новую оду Спурены в честь нашей египетской Исиды? Великолепно! Проникнуто истинным религиозным вдохновением!

– По-видимому, Исида у вас любимое божество в Помпее? – спросил Главк.

– Да, – ответил Панса, – она в большой славе как раз в настоящую минуту: ее статуя изрекает самые удивительные предсказания. Я не суеверен, однако должен сознаться, что она не раз существенно помогала мне своим советом в моей судебной деятельности. Ее жрецы чрезвычайно набожны! Не чета вашим веселым, надменным служителям Юпитера и Фортуны. Те ходят босые, не едят мяса и проводят большую часть ночи в уединении и молитве!

– Действительно, похвальный пример для нашего жреческого сословия! Храм Юпитера сильно нуждается в преобразованиях, – заключил Лепид, большой сторонник преобразований во всем, кроме самого себя.

– Говорят, Арбак-египтянин сообщил жрецам Исиды великие тайны, – заметил Саллюстий. – Он хвастается своим происхождением из рода Рамзесов и уверяет, что в его семье хранятся тайны из самой далекой древности.

– Бесспорно, что у него дурной глаз, – сказал Клавдий. – Всякий раз, как мне случится встретить эту физиономию Медузы и я не успею оградить себя талисманом, я или лишаюсь любимой лошади, или девять раз подряд выкидываю дурное число в игре в кости.

– Последнее, действительно, было бы чудом! – проговорил Саллюстий серьезно.

– Что ты хочешь сказать? – спросил игрок, вспыхнув.

– А то, что если б ты часто играл со мной, то обчистил бы меня как липку.

Клавдий презрительно усмехнулся.

– Не будь Арбак таким богачом, – сказал Панса с важностью, – я воспользовался бы своей властью и постарался бы расследовать, справедливы ли толки, будто он астролог и колдун? Агриппа, в бытность свою эдилом в Риме, изгнал всех подобных опасных граждан. Но раз он богатый человек – дело представляется иначе. Эдил обязан даже охранять богатых людей.

– А каково ваше мнение об этой новой секте, имеющей, как утверждают, несколько последователей в Помпее, – об этих приверженцах еврейского Бога – Христа?

– О, это пустые мечтатели и духовидцы! – отвечал Клавдий. – В их среде нет ни одного знатного человека. Их прозелиты – все бедняки, ничтожный, невежественный люд!

– Распять бы их всех следовало за их богохульство! – воскликнул Панса с горячностью. – Они отрицают Венеру и Юпитера! Назарянин – синоним атеиста. Только попадись они мне под руку!

Кончили вторую перемену. Пирующие откинулись на подушки ложа. Наступила пауза, в продолжение которой они слушали нежные голоса юга и музыку аркадских свирелей. Самым восторженным слушателем был Главк. Он менее всех был склонен нарушить молчание, но Клавдий уже начал подумывать, что жалко терять даром золотое время.

– Bene vobis (за твое здоровье!), любезный Главк, – сказал он, опрокидывая себе в рот по кубку на каждую букву его имени с проворством истого пьяницы. – А не хочешь ли отомстить мне за твой вчерашний проигрыш? Посмотри, кости так и манят нас!

– Как угодно, я готов, – отвечал Главк.

– Кости, летом? Не забудьте, что я эдил, – вмешался Панса авторитетно, – это противозаконно.

– Только не в твоем присутствии, мудрый Панса, – возразил Клавдий, встряхивая кости в продолговатой коробке, – твое присутствие сдерживает всякое злоупотребление, ведь не самая игра вредна, а неумеренное наслаждение игрой!

– Какая мудрость, – пробормотала тень Клавдия.

– Хорошо, я отвернусь, – согласился эдил.

– Погоди еще, добрый Панса, – сказал Главк.

Клавдий неохотно покорился, стараясь скрыть свою досаду зевком.

– «Он жаждет насытиться золотом», – шепнул Лепид Саллюстию, приводя цитату из комедии Плавта «Allularia».

– «О, как мне знакомы эти полипы, захватывающие все, к чему бы они ни присосались», – отвечал Саллюстий из той же комедии.