Действительно зря комэск Воронин доложил командиру полка о злополучной штурмовке.
— Герасимов ясно давал тебе указания, — продолжал Василяка, — близко к аэродрому не подходить, разведать его со стороны, чтобы немцы не заметили. А вы, ухари, вздумали штурмовать! Не выполнили приказа комдива. Ваши «художества» могут привести к срыву боевой задачи и неоправданным жертвам.
— Погода и немецкие истребители нам все испортили, — неизвестно зачем вырвались у капитана Воронина слова оправдания. У Василяки гневно сверкнули глаза:
— Выходит, погода и противник заставили вас штурмовать аэродром?
— Нет. В этом только я виноват. Перестарался. Но…
— Никаких оправданий! Давай лучше вместе обмозгуем: лететь группе или нет?
Только теперь дошло до Петра Воронина, что вопрос Владимира Степановича нужно было понимать в прямом смысле.
— Простите, я сразу не понял…
— Ладно. — Командир примирительно махнул флажком. Летчики — парод отходчивый. — Сейчас нет времени на извинения. Надо решать, Петр Васильевич. Своей штурмовкой вы расшевелили осиное гнездо, осы остервенели. В такой момент к ним не подходи. Может, подождать, пока они снова заберутся в гнездо, а уж там их и придавить? Идет?
— Значит, возвратить оба полка?
— Да, да! — с раздражением подтвердил Василяка. — Или пусть летят?
В минуты колебания человек взвешивает все «за» и «против». Стоит ему в такой момент дать совет — и он перетянет. Здесь нужна осторожность.
Штурмовики и истребители уже собрались и взяли курс на Винницу. В удаляющейся ритмичной музыке моторов и спокойном слаженном полете чувствовалась хорошая выучка летчиков. Петр взглянул па часы. С момента его атаки аэродрома противника прошло минут двадцать. Столько же займет перелет наших до Винницы. У немецких истребителей, встретившихся с Ворониным и Хохловым, горючее уже на исходе. К прилету наших они должны уже сесть на свои аэродромы.
— Что молчишь? — спрашивает Василяка. — Заварил кашу — так думай теперь, как быть?
— Пусть летят… Но на всякий случай нужно передать группе, чтобы забирались выше, до предела.
— Да-а… — в раздумье протянул комполка. — Если немцы приняли вас за разведчиков — могут увеличить патруль. По не будем гадать. — Командир, как бы отметая все сомнения, вновь махнул флажком и передал по радио, чтобы истребители увеличили высоту полета.
— Разрешите мне с Иваном Андреевичем снова туда лететь? — осторожно спросил Воронин.
— Правильно. Только быстрее! — живо отозвался Василяка.
Моторов не жалели. Спешили. И первое, что увидел Воронин на подходе к фашистскому аэродрому, — столбы черного дыма. Они высоко поднялись в небо. Дым, как сначала показалось Петру, выходил из торчащих красных труб. На миг он усомнился в правильности курса: не вышли ли на какой-нибудь завод.
Вскоре все прояснилось. Красные трубы — языки пламени. Они виднелись не только на аэродроме, но и далеко по сторонам. Так горят только самолеты. Среди них, наверно, и наши. Идет бой. Пара Воронина пришла, как говорится, к шапочному разбору.
Петр с Хохловым мчатся к аэродрому. На нем виднеются черные пятна воронок от разорвавшихся бомб, бушует пламя на стоянках самолетов. Хорошая работа наших штурмовиков теперь уже не радует. Настроение испортили костры вне аэродрома. В этот момент перед Ворониным сверкнули огненные нити трасс. «Зазевался, — подумал Петр, — и вражеский истребитель ударил по мне?»
Уклоняясь от противника, круто рванул «як» в сторону и отчетливо увидел, что впереди него и ниже, словно рой пчел, крутятся самолеты. Скорее туда! Выходит, что Петр с Иваном еще не опоздали. К тому же у наших преимущество в высоте и они с ходу могут атаковать по выбору.
Но… Воронин видит всего два истребителя противника, в отчаянии вырывающиеся из окружения «яков». Но напрасно: один «фоккер», точно бензиновая бочка, вдруг взорвался, забрызгав небо огнем, другой камнем пошел вниз. А еще? Где же еще «фоккеры»? Воронин крутит головой во все стороны. Не верится, что противника в небе больше нет.
На земле «яки» выруливали на свои места неторопливо. Выбирались из кабин летчики тоже не спеша, с чувством собственного достоинства. Одетые в теплые меховые доспехи, переваливаясь с боку на бок, словно домашние гуси, все, сдерживая довольные улыбки, потянулись к штабу. Такая картина может быть только после большого и удачного боя.
Собравшись вместе, летчики, перебивая друг друга, спешили поделиться впечатлениями о вылете. Уравновешенный Марков сейчас радостно возбужден, глаза горят. В этом бою он с Рудько сразил два самолета. Редкая удача. Он буквально не находит себе места. Понять его можно: кого не опьянит такая победа? Все от души поздравляют его, теребят, похлопывают по плечам.
— Я захожу ему в хвост, а он р-раз — и на переворот, Стой, думаю, не ветер, не уйдешь, — и следом за ним, пристроился, бац — и готово! — запальчиво объясняет Виталий, выразительно дополняя свой рассказ жестами ладоней.