Последние 100 дней

Анализируя свои ощущения за эти мучительные семь дней, я обнаружил, что чувствую себя не только разочарованным, но еще и обманутым. «Если ты не сделал чего-нибудь во имя человечества, — писал великий американский просветитель Гораций Манн[74], — тебе должно быть стыдно умирать». Я бы с радостью предложил себя для испытания новых лекарств и новых методов лечения — отчасти в надежде на спасение собственной жизни, но отчасти и в соответствии с принципом Манна. Но мне даже в этом отказано! Поэтому мне пришлось таскаться на сеансы химиотерапии в надежде, что опухоли мои уменьшатся и для их полного устранения можно будет использовать так называемый кибер-нож. Все эти методы казались настоящим чудом в сравнении с тем, что использовалось еще совсем недавно.

* * *

Я собираюсь предпринять одну весьма экзотическую попытку лечения, хотя ее эффективность кажется еще более призрачной. Для этого нужно выявить полную структуру моей ДНК и геном моей опухоли. Френсис Коллинз весьма скептически оценивает пользу подобного предприятия. Он написал мне: «Если мы сравним обе структуры, то можно будет точно определить, какие мутации возникли в раковых тканях и заставили их расти. Вероятность выявления мутаций раковых клеток и нахождения нового метода лечения весьма сомнительна — на данном этапе это нечто абсолютно новаторское». Доктор Коллинз сообщил, что в силу всего вышесказанного стоимость подобной процедуры чрезвычайно высока. Но, судя по моей корреспонденции, практически у каждого гражданина нашей страны либо есть друг или родственник, страдающий раком, либо он сам болен. Может быть, я смогу внести хотя бы малый вклад, который поможет будущим поколениям.

* * *

Я говорю «может быть», поскольку Френсису пришлось оставить целый ряд своих новаторских исследований, чтобы защитить свою профессию от попыток юристов блокировать действия в самой многообещающей отрасли медицины. Хотя полученные результаты порой нас вдохновляли, а порой отрезвляли, федеральный судья из Вашингтона в прошлом августе принял решение, согласно которому прекращаются все государственные субсидии на исследования стволовых клеток человеческих эмбрионов[75].

Судья Ройс Ламберт рассматривал иск сторонников так называемой поправки Дики-Викера[76] (поправка носит имя двух республиканцев, которые в 1995 г. добились запрета финансирования исследований эмбрионов человека, ведущих к их разрушению). Френсис Коллинз — христианин. К созданию подобных клеточных образований в исследовательских целях он (как, если вам интересно, и я сам) относится резко отрицательно. Но он надеется получить хорошие результаты из уже существующих человеческих эмбрионов, созданных для экстракорпорального оплодотворения . Эти эмбрионы все равно погибнут. Однако религиозные маньяки стремятся запретить использовать даже их, поскольку видят в сформировавшихся эмбрионах равных себе людей! Политизированные спонсоры подобного псевдонаучного бреда недостойны того, чтобы жить, не говоря уже о том, чтобы умереть. Если вы хотите принять участие в «войне» против рака и других ужасных болезней, присоединяйтесь к борьбе против этой чудовищной глупости.

Летом 2010 года я отправился в рекламное турне по поводу моей новой книги. Я стремился использовать как можно больше возможностей общаться с людьми. Дискуссии и лекции — это моя жизнь. Я старался выступать при любой возможности. Мне очень приятно общаться с вами, мои дорогие читатели, вне зависимости от того, купите ли вы яркий новый том моих мемуаров. Но вот что произошло несколько недель назад. Представьте, что я сижу за столом и ко мне подходит женщина — по виду типичная мать семейства (ключевой элемент произошедшего).

Она: Мне так жаль, что вы больны.

Я: Спасибо на добром слове.

Она: У моего кузена тоже рак.

Я: Мне искренне жаль это слышать.

Она [а очередь за ней становится все длиннее и длиннее]: Да, у него рак печени.

Я: Это всегда плохо.

Она: Но у него все прошло, хотя врачи сказали, что болезнь неизлечима.

Я: Что ж, нам всем хотелось бы это услышать.

Она [стоящие за ней уже начинают проявлять признаки нетерпения]: Да, но потом все вернулось — и гораздо хуже, чем раньше.

Я: Как ужасно!

Она: А потом он умер. Это было так мучительно. Мучительно. Я потеряла его навсегда.

Я: [пытаясь подобрать слова] ...

Она: Конечно, он всю жизнь был гомосексуалистом...

Я: [не находя слов и не желая вторить дурацкому «конечно»] ...

Она: И вся его семья от него отвернулась. Он умер в полном одиночестве.

Я: Не знаю, что и...

Она: В любом случае, я просто хочу, чтобы вы знали, что я прекрасно понимаю, в каком вы состоянии.