То есть целый ряд вполне уважаемых католиков, иудеев и протестантов считает, что я, в некотором смысле слова, достоин спасения. Даже мусульмане поддержали меня. Мой друг из Ирана просил, чтобы за меня молились на могиле Омара Хайяма[54], великого поэта Персии и истинного певца свободы. В YouTube разместили сообщение о дне всеобщей молитвы за меня. Это сообщение сопровождалось песней «Думаю, я вижу свет» в исполнении того же Кэта Стивенса[55], который под псевдонимом Юсуф Ислам некогда поддерживал истерический призыв иранской теократии к убийству моего друга Салмана Рушди. (Кстати, слова этой псевдодухоподъемной песни настолько банальны, что кажется, будто они обращены к курице.) Очевидный экуменизм несет в себе и другие противоречия. Если бы я объявил, что неожиданно обратился в католическую веру, то Ларри Тонтон и Дуглас Уилсон сочли бы, что я совершил прискорбную ошибку. А если бы я решил присоединиться к какой-нибудь из протестантских евангелических групп, то последователи Римско-католической церкви не сочли бы, что душа моя оказалась в большей безопасности, чем сейчас. Обращение же в иудаизм или ислам неизбежно лишило бы меня молитв сторонников иной религии. Ближе всего мне великий Вольтер, который на смертном одре, когда ему предложили отречься от дьявола, пробормотал, что сейчас не время заводить врагов.
Датский физик, лауреат Нобелевской премии Нильс Бор повесил над дверями своего дома подкову. Друзья удивились, неужели он верит в столь жалкую примету. «Нет, я не верю, — ответил физик. — Но она работает и для неверующих». И это самый безопасный подход. Наиболее тщательное изучение данного предмета — проведенное в 2006 г. (его результаты известны под названием «Исследование терапевтического эффекта совместной молитвы») — не выявило никакой связи между количеством и регулярностью возносимых молитв и улучшением состояния здоровья того, за кого они возносятся. Однако то же исследование показало небольшую, но интересную негативную связь.
Когда пациенты не замечали улучшений в своем состоянии, их здоровье ухудшалось. Люди чувствовали, что разочаровывают тех, кто изо всех сил молится за них. А моральное состояние играет очень важную роль в процессе выживания человека. Сегодня я понимаю это гораздо лучше, чем в тот момент, когда прочел это впервые. Огромное количество верующих и неверующих моих друзей всячески стремились поддержать меня: «Если кто и сможет победить эту болезнь, то только вы», «У рака нет никаких шансов против тебя», «Мы знаем, вы сможете это преодолеть». В плохие дни, да и в хорошие тоже, подобные слова поддержки способны повергнуть в глубокую депрессию. Если я умру, то огорчу всех тех, кто пытался меня поддержать. Передо мной встала еще одна религиозная проблема: а если я действительно все преодолею, тогда что же, благочестивые мои сторонники смогут с вескими основаниями заявлять, будто их молитвы были услышаны? Мысль об этом меня страшно раздражала.
Истинно верующих я приберег напоследок. Доктор Френсис Коллинз[56] — один из величайших людей современной Америки. Это человек, который сумел завершить проект расшифровки генома человека в самых сложных условиях. Сегодня он возглавляет Национальный институт здравоохранения[57]. В своей работе, посвященной генетическим причинам болезней, он исследовал «ошибки природы», которые приводят к таким неизлечимым заболеваниям, как муковисцидоз[58] и болезнь Хантингтона[59]. Сейчас он работает над изучением удивительных лечебных свойств стволовых клеток[60] поисками таргетных способов лечения[61], ориентированных на конкретные гены. Этот великий человек является преданным поклонником трудов К. С. Льюиса[62]. В своей книге «Язык Бога» он пишет о том, что наука вполне совместима с верой. (В этом небольшом томике есть восхитительно емкая глава, сообщающая фундаменталистам, что споры об эволюции закончены главным образом в силу отсутствия аргументов.) Я хорошо знаю Френсиса по разнообразным общественным и частным дебатам, касавшимся вопросов религии. Он был так любезен, что навестил меня, чтобы обсудить разные виды современного лечения, которые могли бы быть использованы в моем случае. И вот что я хочу вам сказать: он не предлагал мне молиться, а я, в свою очередь, не поддразнивал его упоминаниями о «Письмах Баламута»[63]. Получается, что те, кто желал мне смерти в страшных мучениях, в действительности молились о том, чтобы усилия самого бескорыстного врача-христианина не увенчались успехом. Кто такой доктор Коллинз, чтобы вмешиваться в божественный промысел? Точно так же молитвы тех, кто желал мне горения в адском огне, вступали в полное противоречие с молитвами других добрых и столь же религиозных людей, которые вовсе не считали меня не заслуживающим спасения грешником. Я оставляю эти парадоксы на усмотрение своих друзей и врагов, которые все еще почитают сверхъестественное.