Последняя ступень (Исповедь вашего современника)

У своих радиоприемников в деревнях, отстоящих от Москвы на сотни тысяч километров, сидят сейчас трактористы, доярки, комбайнеры, председатели колхозов, бригадиры полеводческих бригад, хлопкоробы, льноводы, мастера земледелия. Они слышат ликующий шум праздничной Москвы, и Москва знает и помнит о них.

«Не красна изба углами, а красна пирогами», – говорит русская пословица. На каждом празднике важен накрытый стол. Труженики сельского хозяйства позаботились, чтобы праздничный стол страны не был беден.

Вот почему, поздравляя их от чистого сердца, мы говорим сегодня: «Слава вам, мастера высоких урожаев, мастера земледелия!»

Диктор: «А сейчас слово Тихому Дону. Слушайте станицу Вешенскую…»

Это только называется – на Красной площади. На самом деле выступали мы из ГУМа. Все-таки было тут что-то щекочущее тщеславие, когда идешь со специальным пропуском и оказываешься в пустынном ГУМе. Только милиционеры похаживают в огромных пролетах да еще лоточницы с кофе, с горячим глинтвейном.

Этот глинтвейн мне особенно запомнился, потому что в промозглую ноябрьскую погоду хорошо было им согреться, но до выступления берегся, соблюдая себя в трезвой, как стеклышко, чистоте. Хотя текст давно написан и проверен семью инстанциями и читать его придется по бумажке, но все же от выпивки у меня теряется дикция, сминаются окончания слов.

Зато, выступив, с чувством исполненного долга, с каким наслаждением пил я этот горячий глинтвейн, хотя бы из бумажных омерзительных стаканчиков.

Около комнаты, где восседает с микрофоном Левитан, встретишь Суркова, Полевого, Сергея Васильева, Грибачева – верных сынов КПСС. И вот, значит, я в их числе. Многим ли из 1600 членов Московской писательской организации доверяется в такой день выступить с Красной площади?

Для того, чтобы окончательно была ясной степень моей правоверности, прикладывается еще один документ, статейка, написанная по заказу… не помню теперь уж, по заказу какой газеты, но, очевидно, тоже к 7 ноября:

«В НЕОПЛАТНОМ ДОЛГУ»

Оказывается, мир – это что-то гораздо большее, чем расстояние от лавки в переднем углу до полатей или от Петра Семенычева сарая до Ефимова амбара. Мир – это даже не то, что увидишь, забравшись на высокую липу и оглянувшись на все четыре стороны: вон деревни Брод, Негодяиха, Останиха, Курьяниха, Куделино, Зельники… Вон Плаксинские кустики, а вон и сама Журавлиха.

Все это хорошо, но оказывается, что есть еще страна Италия, очертаниями схожая с сапогом, и Скандинавский полуостров, похожий на прыгающую кошку. Учительница показывает нам, а мы запоминаем.

Оказывается также, что мир начался не вместе с нами, а что-то было и до нас, например, Парижская коммуна и Октябрьская революция.

Мы, родившиеся в середине двадцатых годов, естественно, стали понимать это лишь в тридцатые годы. Восстание декабристов, Парижская коммуна и Октябрьская революция для нас казались тогда уже одинаково историческими событиями.

Так, человеку, родившемуся в 1957 году, будет, когда он осознает себя, далекой историей казаться Великая Отечественная война.