Последняя роль неудачника

Денис еще что-то говорил, но Гордеев уже слушал его вполуха, он думал, что заведение «У Митрича», которое он уже несколько раз посетил, вполне возможно, неспроста имеет такое название. Он попрощался с Денисом и позвонил Сергеенкову.

— Петр Петрович, это Гордеев. Ты можешь для меня кое-что выяснить?

— Снова-здорово, — проворчал Сергеенков.

— Тут у вас, в Зеленогорске, есть один кабачок. «У Митрича», знаешь?

— Конечно.

— Под кем он теперь? Что за «крыша», кто хозяин — можешь узнать?

— А что тут выяснять, — сказал Сергеенков. — Никакой «крыши», все законно, все легально. Конечно, я знаю, чей он сейчас. Солидному человеку принадлежит. Вам фамилия нужна?

Черт, подумал Гордеев, получается, это же та самая газетная новость, что валялась у меня в Москве на балконе: известный музыкальный продюсер открыл радиостанцию в Подмосковье… А зачем, интересно? На хрена попу гармонь, спрашивается?

18

— А не кажется ли вам, Валентин, — сказал Варенцов, — что современная цивилизация с ее комфортом, потреблением, крупными и мелкими радостями жизни отнимает у человека самое главное: любовь, религию, осмысленность существования, наконец! Обделенный высшими ценностями, человек живет бесцельно, уныло осознавая эту самую бесцельность и тщетно пытаясь ее преодолеть. А поскольку жизнь пуста, бездумна и безумна, то уж позвольте мне ее наполнять по собственному разумению!

— Не понимаю, — признался Валентин.

Они сидели в студии. Эфир Валентина только что закончился, и Варенцов просто зашел поболтать.

— Попытаюсь объяснить… Человек не обязан подчиняться естественному порядку, поскольку тот ему совершенно чужд. Так давайте же отважимся совершить насилие над этой непонятной природой, овладеть искусством наслаждаться ею!

— Что вы хотите этим сказать?

— К сексуальному удовлетворению стремятся все, но как его достичь в полном согласии друг с другом? Это же совершенно невозможно! Сексуальность всегда идет вразрез с желаниями других людей, по крайней мере, почти всех людей, становящихся в таком случае уже не партнерами, а жертвами. Давайте исходить из уникальности каждого человека. Сексуальный союз в основах своих скомпрометирован, но в нашем ханжеском обществе эротизму не просто обнаружить свой насильственный характер, который только и соответствует образу свободного человека.

— Значит, — медленно произнес Валентин, — только ненасытность злобного пса могла бы воплотить бешенство того, кто ничем не ограничен?

— Браво, старина, вижу, вы начинаете мыслить самостоятельно!

Валентин вернулся домой, никуда не заходя. Аллы по-прежнему не было. Он не знал, что и думать. Сходить на фабрику? Нет, не стоит…

19

В номер к Гордееву постучали. Он открыл дверь и вздрогнул: на пороге стояла сияющая Грушницкая. Она бросилась к нему на шею со словами:

— Я так соскучилась!

— Почему же на звонки не отзывалась?

— Извини, милый, я сменила телефон и не успела тебе сообщить…

Она присела на кровать, осмотрела комнату и недовольно покрутила носом:

— Ну и конура.

— Меня устраивает… — Он сел рядом. — Когда-то существовала такая теория про Луну. Один человек верил, что Луна питается человеческими мыслями. Он утверждал, что человечество невежественно и его раздирают смуты и склоки, потому что Луна пожирает суть человеческого разума.

— Что-то не верится, — сказала Грушницкая.

— Я тоже этому не верю, — Гордеев энергично помотал головой, — конечно нет. Но я хорошо знаю, что среди нас есть люди, которые могут жить, только питаясь страданиями. Я верю в это, потому что я видел таких людей, которые живут чужой болью, и я даже сообразил, что один из них имеет отношение к тебе, понимаешь? — последние слова он буквально прорычал.

Грушницкая от испуга закрыла рот рукой.

Гордеев схватил ее за кисти рук с такой силой, что она завизжала от боли.

— Что ты делаешь?!

— То же самое, о чем сейчас говорил! Вот так и он себя ведет! И ты имеешь к этому самое прямое отношение, понимаешь?! Ты соврала мне, что больше не виделась с Альбиной Артемьевой, соврала, соврала, да?!

— Да, — простонала она и упала на пол, когда он ее отпустил.

— Почему?

— Потому… По инструкции…

— Какой еще, на хрен, инструкции?!

Грушницкая подползла к кровати и оперлась на нее спиной. Лицо ее было белее мела.

— Он запретил мне говорить об этом, неужели непонятно?!

— О чем — об этом?

— О… о подборе кадров… — Она всхлипывала.

Гордеев схватился за голову. Нет, это не могло быть правдой, не могло… Но ведь было же, черт побери!

— Значит, что же?.. Ты ему женщин рекрутировала?! Это и Артемьеву ты к нему привезла? Выходит, психованный художник прав и Альбину действительно похитили?! И в этом участвовала ты, да? Ты была знакома с ней, и он это использовал…

Грушницкая насупленно молчала.

Несмотря на весь драматизм ситуации, на то, что время сейчас было дорого, Гордеев пытался понять мотивы чудовищного поведения женщины, которая еще совсем недавно так ему нравилась.

— Ты же была буквально влюблена в нее, ты же восхищалась ею, она изменила твою жизнь! Как же ты могла?!

Грушницкая молчала.

Гордеев схватился за голову.