— Мне нужен адвокат. Речь идет о разводе, и очень важно, чтобы мои интересы представлял уважаемый и опытный юрист. — Гордеев во второй раз произносил эту речь. На первые две фразы реакция у Фильштейна была вполне предсказуемая: он делал умное лицо, понимающе кивал, придвигал пепельницу, избегал смотреть в глаза посетителю, чтобы дать ему возможность собраться с мыслями, и наконец нажал кнопку селектора и попросил секретаря принести две чашечки кофе.
— Вас мне порекомендовала моя хорошая знакомая, Альбина Артемьева. Она очень хорошо о вас отзывалась…
Гордеев с большой долей вероятности мог предположить, как пройдет разговор. Фильштейн после упоминания Артемьевой уточнит, та ли это Артемьева, которая супермодель, и скромно заявит, что лично с ней никогда не работал, но зато он вел несколько богемных разводов и поэтому его имя действительно может быть известно в этих кругах. После чего они поговорят о светской тусовке, Гордеев возьмет прайс и откланяется, пообещав подумать и вскоре позвонить.
На деле же все вышло не так.
Едва услышав имя Артемьевой, Фильштейн тут же напрягся. На взгляд Гордеева, это было как-то малопрофессионально. Гордеев взялся дожимать, проверяя на всякий пожарный, не было ли это напряжение вызвано каким-нибудь желудочным спазмом. Сказал, что Артемьева хоть сейчас и в Лондоне, но специально позвонила, убеждала воспользоваться именно услугами адвокатского бюро господина Фильштейна, потому что она сама разводится и понимает, как важно в такой ситуации иметь надежный тыл…
Адвокат усиленно делал вид, что все нормально, но по интенсивному потоотделению и конвульсивному подергиванию уголка рта Гордеев понял, что совсем даже не нормально. Потом Фильштейн сказал, что у него сейчас, к сожалению, огромное количество клиентов и что если дело терпит, то, может быть, через месяц, например, можно будет вернуться к этому разговору, а пока он очень сожалеет, но… и т. д. и т. п.
— Через месяц?!
— Да, боюсь, никак не раньше…
Гордеев ярко сыграл разочарование, подосадовал, что дело совсем даже не терпит, и в конце концов ретировался. В кармане у него был диктофон, на который он записал голос адвоката, и теперь его нужно было прокрутить Артемьеву. Возможно, Фильштейн и есть тот человек, которого они искали.
Артемьев позвонил сам. За давешнее не извинялся, возможно, просто не помнил. Но Гордееву это было все равно.
Когда мобильный телефон забренчал в кармане льняного пиджака, Гордеев шел к машине, припарковаться пришлось довольно далеко, поскольку около юридического бюро и вдоль тротуара все места были заняты.
Его заказчик явно был взволнован:
— Юрий Петрович, я, кажется, нашел… у меня, кажется, есть запись.
— Запись? — сразу не сообразил Гордеев. — Чего запись? Первого концерта «Битлз»?
— Ну запись же! Аудиозапись! Голос этого чертова Финкельштейна на автоответчике.
— Он что, снова позвонил?
— Нет. — Артемьев, видимо, не хотел рассказывать все по телефону. — Вы можете приехать? Я вам все объясню.
— Конечно. Буду в течение получаса.
Он спрятал телефон в карман и только успел щелкнуть пультом сигнализации, как в спину под ребра уперлось что-то твердое, и незнакомый мужской голос произнес:
— Не дергайся.
Гордеев попытался обернуться, но услышал щелчок предохранителя.
— Не дури. Шагай вперед. Медленно. Руки держи так, чтобы я видел…
Гордеев повиновался. Если пистолет с глушителем, то за шумом машин никто из немногочисленных прохожих даже не поймет, что прозвучал выстрел. А потом, пока разберутся, что он лежит на тротуаре не потому, что пьяный, пока вызовут «скорую», пока она приедет… Он скосил глаза насколько смог, не поворачивая головы, но не увидел ничего, кроме кончика серой штанины и хорошо начищенного ботинка самого ходового размера: сорок два — сорок три.
— Видишь дверь в подъезд? Медленно заходи…
После солнечной улицы в подъезде была абсолютная темнота. Гордеев зажмурился, чтобы быстрее адаптироваться к новому освещению, и вслепую сделал два шага по устланному шершавой плиткой полу.
Вдруг он почувствовал, что ствол больше не давит на ребра, и мгновенно развернулся, вскидывая локоть и метя туда, где должен был, по идее, находиться подбородок идущего сзади человека чуть выше среднего роста, ведь сорок второй размер обуви, как правило, соответствует росту где-то 175–180. Но локоть только рассек воздух, а на висок Гордеева обрушился удар рукоятки пистолета. И, уже оседая на пол, он увидел, что нападавших двое и свет падает им в спину, а значит, лиц не разглядеть.
Видимо, он потерял сознание. Когда очнулся, один из нападавших заканчивал обшаривать его карманы. Сквозь полуприкрытые веки Гордеев видел, как второй взял удостоверение, отошел поближе к свету, достал мобильник и доложил кому-то:
— Он легавый.
— Ты уверен? — был слышен голос собеседника.
— Ну в смысле адвокат.
— Это совсем другое дело, осел, разбираться надо…
Второй включил диктофон, прослушал запись, вынул кассету и сунул себе в карман. Удостоверение и пустой диктофон они бросили тут же, напоследок пару раз саданули Гордеева ногами в живот и спокойно ушли.