Последняя капля

Может быть, потому, что толку в этом не будет?

Не настолько уж местные хозяева круглые идиоты, чтобы посадить меня в камеру с незапертой (я проверял!) дверью или оставить под койкой финский нож.

А вот глазок видеокамеры в углу — я заметил.

И постарался виду не подавать. Ну, насколько это вообще возможно в данных условиях. Именно поэтому делаю вид, что сплю — так меньше шансов время от времени поглядывать в сторону камеры. Почему люди так делают? А хрен его знает… но я сам такое не раз видел. Знает человек про присутствие камеры — и постоянно на неё посматривает. Рефлекс, что ли, какой-то у людей так проявляется?

Не знаю.

Но актёр из меня неважный, так что, проще всего делать вид, что сплю — так естественнее.

Похоже, что данная тактика возымела-таки действие — через полчаса замок на двери щёлкнул, и она чуток приоткрылась.

— На выход!

Не по-русски…

Поднимаюсь, потираю ладонями лицо (пусть тот, кто сидит у камеры, думает, что я вправду спал…) и топаю к двери.

В коридоре парочка конкретных таких обломов. Без оружия, но с приличными дубинками на поясе. То есть, навалять мне, в случае чего, могут основательно.

Учтём.

Мне молча кивают направо — пошёл!

Не упираюсь, поворачиваюсь в нужную сторону. Опять-таки — все против устоявшихся канонов. Мне полагалось бы тотчас же на стражу напасть, вырубить их, забрать оружие (это дубинки, что ли?) и пробиваться… куда?

А про Марию забыли? Я — нет.

И поэтому молча топаю по коридору.

Справа по ходу ещё двери. Закрытые, разумеется.

А около одной конкретно так натоптано. Не грязью, а характерные такие следы… это смазка. Точнее — её остатки, которые иногда остаются на подошвах обуви у неопытных курсантов.

Непонятно?

Ну, вот, пришёл такой персонаж со стрельбища, стал чистить оружие. А по растяпости или неумению, промасленную ветошь иногда роняют на землю. Нечасто — но такое случается. И топает ногами по уроненной тряпке неумеха. Бывает, что и масло прольёт… А потом тащит какой-то груз на склад. Асфальт или земля — не страшно, там следы от масла на подошвах не так заметны. А вот на цементном или бетонном полу… Зачем мне эти подробности с е й ч а с? А фиг знает… вот такой вот я — глазастый, да любопытный.

Проходим по коридору дальше (кстати, напротив той самой двери ещё камера на стене висит), поднимаемся наверх, второй этаж…

— Присаживайтесь! — кивает мне на стул у стены Димитр Енев.

Ничуть, кстати, меня его появление не удивило, чего-то подобного я и ожидал.

— Сразу скажу! — приподнимает он раскрытую ладонь в предупредительном жесте. — Идея пригласить вас сюда — и именно таким образом, исходит не от меня! Это, если хотите знать, моё руководство. Сами понимаете, что спорить с высоким начальством как-то вот… ну, не самая удачная затея…

— Понимаю. Но зачем я вам тут потребовался? Да ещё столь экстравагантным способом? Могли бы и так пригласить.

— Моё руководство пришло к выводу, что вы, скорее всего, откажетесь…

— И тогда вы прибегли…

— Увы! — разводит он руками. — Ничего личного, но вы должны меня понять. Я, кстати, читал одну из ваших книг! Э-э-э… «Наездники скалистых гор», вот! Мне даже понравилось!

— Всадники, — машинально поправляю его. — Не наездники, всадники.

«Про Чечню книга, — мысленно отмечаю я. — Не самая моя лучшая, но, как говорили, достаточно жёсткая».

— Возможно, — соглашается Енев. — Не стану спорить. Кстати, именно эта книга убедила меня в том, что вы можете быть нам полезным.

«Знать бы — в чём⁈»

Похоже, что моё изумление явственно отобразилось на лице, что и было замечено собеседником.

— Вы же бывший офицер русской армии?

— Да, — наклоняю голову в знак согласия.

— Ваша страна ведёт войну. И вы, как офицер, должны ведь были ей помочь, так?

— Так.

— Но — вы остались здесь… И никуда не поехали?

«Знал бы ты… Как меня тогда жестко бортанули наши дебильные „блюстители“! Мол, вы имеете вид на жительство за рубежом — такие бывшие офицеры нам не нужны! Стране требуются патриоты!»

— Нет. Я никуда не поехал. Не захотел — это не моя война.

Что-то мне подсказывает, что ответь я в ином ключе, расскажи правду — и наша беседа очень быстро завершится… да, хоть в той же комнате, в подвале. Откуда я уж никуда своим ходом не выйду. Вон, аж спина горит — как сверлят меня взглядами мои конвоиры…

— Почему-то я так и подумал… — поджимает губы Димитр. — Что ж, рад, что не ошибся!

— И всё же — зачем я вам?

— Ну… Всё просто! Вы же полевой офицер?

«Какое-то странное у него обозначение — „полевой“»…

— Полевыми у нас называли «духов» — старших у противника. Полевыми командирами, если точнее. Я, скорее, строевой офицер, если следовать общепринятой терминологии.

— То есть, в боевых действиях вы участвовали?

— Да.

— И руководить, обучать и тренировать новых… э-э-э… кадетов вы умеете?

— Странный вопрос. Конечно!

— Вот! — поднимает вверх палец Енев. — Это нам и требуется!

— В смысле?

— Вы обучите наших курсантов! Двадцать человек!

— Чему?

— Всему, что умеете сами…

— У вас так много времени?

Собеседник удивлённо приподнимает бровь.