– Да ты, клянусь Триединой, просто рехнулась! – Графиня, выйдя из покоев, никак не ожидала услышать столь грубые слова вместо приветствия от подруги.
Фитоль, конечно, частенько ведет себя беспардонно, но обычно – наедине, а не прямо в коридоре. Маретти широкими жесткими шагами приближалась к Ивари, не давая себя остановить суетившейся позади Арлезот.
– Ты что творишь? Мне просто не верится! Как это понимать? – спросила Фитоль, выуживая из широкого рукава свернутый трубочкой номер „Светского сплетника“. Она ткнула пальцем в обведенный узорной рамкой текст и шепотом добавила: – И ты после таких фокусов смела охать, когда я говорила, мол, наша задача – сохранять лишь видимость невинности?
Ивари с недоумением воззрилась на Фитоль, не сразу сообразив, что она имеет в виду. Взгляд скользил по газетным строчкам:
Ивари не требовалось дочитывать объявление. Сердце ее упало.
Глаза защипало. Нет, она не станет сейчас плакать. Она просто не сможет остановиться. Ее жизнь и так разрушена! Вопрошающие взгляды подруг, увещевания Авейру и нахлынувшее понимание всей чудовищности своего положения разрывали на части. Она не могла сейчас придумать правдоподобную ложь, которая звучала бы хоть сколько-то прилично.
Рассказать правду нельзя. Отрицать написанное в «Сплетнике» имеет смысл только с серьезными аргументами в запасе, а их она еще не придумала.
– Вы знаете, девочки, это очень длинная история, – срывающимся голосом сказала Ивари. – Когда-нибудь я ее вам расскажу.
Графиня легким жестом заставила Фитоль отойти и, не оглядываясь, направилась к лестнице. Там, миновав лабиринт коридоров, она сможет повернуть в сторону крыла целителей. В столь раннее утро там будет совсем пусто.