В окне за раковиной Лиззи видела, как солнце начинает скрываться за верхушками деревьев. Дни стали уже заметно короче, и предвечерний свет приобрел тот мягкий маслянистый оттенок, который означал, что осень уже не за горами. Скоро деревья оденутся в желтые наряды, и холмы вокруг окрасятся в золото. У многих крыльцо украсится тыквами и початками кукурузы, а также ярко-желтыми хризантемами. Но она к тому времени будет уже в Нью-Йорке.
Мысли ее оборвал неожиданный стук в дверь. Лиззи чуть выждала, готовая услышать привычное шарканье меховых ботиков Эвви, но, не услышав ее шагов, вытерла руки, сделала глоток вина и направилась в прихожую.
Она немало удивилась, увидев на парадном крыльце Эндрю.
— Уже вернулся?
— Да.
— И как там Бостон?
— Хорошо. Все прошло… как надо.
— Это означает, что ты получил заказ?
— Да. Именно.
Лиззи склонила голову набок, изучающе глядя ему в лицо. Вел он себя как-то странно — рассеянно и беспокойно.
— Не хочешь зайти?
— Я… хм… — Осекшись, он провел рукой по волосам. — Я не один.
— В смысле?
— Я подобрал автостопщицу, — тихо объяснил он. — Небезызвестную тебе… — Он быстро обернулся к пикапу, оставленному на середине подъездной дороги. — Это твоя мать, Лиззи. Она в машине.
Пелена белого шума обволокла Лиззи, точно густая и мягкая тишина, которую ты ощущаешь в тот миг, когда впервые сидишь во взлетающем самолете — когда кажется, будто земля уходит из-под ног, и ты словно отсоединяешься от всего мира, зависая между реальностью и тем, что ждет тебя впереди.
Но это невозможно!
И все же, поглядев через плечо Эндрю, Лиззи убедилась, что и вправду кто-то сидит на пассажирском сиденье его пикапа. Когда же дверь открылась и из машины выбралась Ранна, Лиззи оцепенела. На той был вязаный топик на тонких бретельках и джинсы, сносившиеся по низу до ниток. Ранна зашагала по дорожке к дому, при этом расшитая бисером сумочка ритмично хлопала ее по бедру.
Лиззи по-прежнему стояла, будто приросшая к месту. Наконец первое смятение как будто смыло в ней волной раскаленной добела злости, дыхание перехватило. Подождав, когда Ранна выйдет на дорожку перед крыльцом, Лиззи обогнула Эндрю и театрально перегородила той дорогу:
— Что тебе здесь надо?
Ранна, даже не моргнув, встретилась с ней взглядом:
— Я хочу вернуться домой.
Лиззи даже похолодела:
— Он вдруг внезапно стал твоим домом?
Эндрю кашлянул, прочищая горло. Он явно чувствовал себя сейчас неловко.
— Лиззи, она автостопом проделала весь путь от самой Калифорнии. Она добиралась сюда целых шесть недель.
— Мне плевать, сколько времени она сюда добиралась! Мне интересно,
— Я вернулась из-за Альтеи, — тихо произнесла Ранна. — И из-за тебя.
Лиззи сложила руки на груди, холодно разглядывая мать. Ее кожа, некогда белая как молоко, теперь имела орехового цвета загар и была слегка морщинистой от избытка солнца, в темных волосах проглядывали серебристые нити. А еще она сильно похудела, и теперь одежда свободно болталась на ее хрупкой фигуре. Может, она больна? И что вообще означает ее появление?
— Ты что-то поздновато вспомнила обо мне, Ранна. А что касается Альтеи, то она…
— Умерла, — тихо договорила Ранна. — Я знаю.
Лиззи прищурилась. Та действительно это знала. Это было совершенно очевидно. Вопрос только: откуда она это могла знать?
— Как ты узнала про Альтею? О тебе не было слышно уже много лет.
— Мне приснился сон, — приглушенным голосом объяснила Ранна. — По крайней мере, я думаю, что это сон. А проснувшись, я ощутила ее запах. Тот самый запах ее духов, что ты всегда для нее делала. Как будто она находилась рядом со мной в комнате… И я просто… поняла.
У Лиззи словно земля качнулась под ногами. Запах духов Альтеи! Смесь лаванды и бергамота, которую она то и дело ощущала с тех пор, как вернулась на ферму. Значит, Ранна тоже это почувствовала. Причем не где-нибудь, а в Калифорнии!
И вот — спустя целую пропасть в восемь лет — они застыли лицом к лицу, глядя друг на друга в упор. Лиззи невыносимо хотелось отвернуться. Хотелось уйти. Вернуться в дом и запереть дверь. И вот ведь какова ирония! Сколько раз сама она ворчала, что со всем этим должна бы разбираться Ранна. И вот она явилась, отмахав немалый путь от солнечной Калифорнии, и теперь хочет войти в дом.
Эндрю снова прочистил горло и сказал, нарушив тягостную тишину:
— Пойду принесу ее вещи из машины.
— Я разве сказала, что она остается?
— Она твоя мать, Лиззи.
Она вскинула глаза на Эндрю, задетая его укором. Он что, забыл, как она, укуренная, плескалась в фонтане перед мэрией? Забыл про ту историю с проклятием возле кофейни?