Последняя битва

Андрей сильно подозревал, что его сотоварищи кое-чего не учли. Например, того, что допустимое для мусульманина мясо может быть только из животного, забитого мусульманином же и с исламской молитвой — но предпочел промолчать. В конце концов, они были в походе, а ратным людям Иисус разрешил даже полное освобождение от постов, как длинных, так и однодневных. Так почему тогда и татарам нельзя немного расслабиться? За смерть магрибских колдунов даже свинину, говоря по совести, простить было можно.[28]

Пока каша разваривалась, воины закончили свою ревизию, найдя, помимо вытертых ковров, и хорошие, халаты и штаны из дорогой ткани, серебряные и золотые безделушки вроде чернильниц, подсвечников и курительниц, пуховые подушки, несколько тяжелых цепей со звездами, очень похожими на орденские, богато украшенные пистолеты и шкатулки с письмами и еще много всякой всячины. Теперь все это было перепаковано более удобно: так, чтобы вьючный груз между лошадьми распределялся более равномерно, не натирал нигде, не перевешивал набок.

— Как славно, что князь с нами оказался, — услышал Андрей краем уха далекий разговор.

— Да, ловко он нас на обоз вывел. Добро взяли, никого не оставили. И раненых нет, — через некоторое время донеслось с другой стороны.

После этого Андрей Зверев ничуть не удивился, когда уже знакомый щербатый сотник готовое угощение первому принес именно ему, в отдельном котелке, с поклоном и уважением. Хотя как «неверному» могли дать и в последнюю очередь.

Ложка у князя, как у всякого русского человека, была, разумеется, своя: висела на поясе в кожаном чехле. У татар у каждого своей была пиала. Тоже удобно и гигиенично. Нет опасности заразу какую подхватить от общественной посуды. Варится еда, конечно, общей — но ест каждый только свою, чужими руками не лапанную.

После ужина степняки наконец-то расседлали скакунов. Потники расстелили на земле, седла сунули под голову. У конницы постель всегда с собой — тут по поводу ночлега беспокойства никогда нет.

На рассвете Урук-бек послал в разведку небольшой дозор. Когда отряд уже заканчивал завтракать, они вернулись с приятным известием: поляки ушли, их нет даже на лугу у сгоревшего дома. Вчера они за налетчиками гнались и даже прорубились через первый завал, но второй трогать не стали и повернули назад. По взгляду татарского воеводы князь Сакульский понял, что теперь его авторитет поднялся и вовсе на недосягаемую высоту.

— Коли так, можно выбираться, — с достоинством, словно иного сообщения и не ждал, объявил Андрей. — Послать вперед налегке полусотню, чтобы до подхода остальных завал раскатила, и двигать не торопясь в старый лагерь…

До деревеньки, что недалеко от сгоревшего Сокола, отряд дошел аккурат к вечеру, благо дорога была знакомая. Довольные татары снова разобрали тюки, занявшись дележом. Зверев ушел к себе, в выделенный дом. Он свои семь телег спалил и потому претендовать ни на что не собирался. Однако ввечеру татарский сотник вызвал его на крыльцо. Воины Урук-бека заполонили все свободное место вокруг колодца, стоя с обнаженными саблями. Андрею даже стало не по себе.

— Дозволь уважение тебе выказать от честного люда, князь Андрей Васильевич, — громко объявил щербатый воин. — За славный поход наш, в коем славу мы поимели, добычу богатую и обильную, коней числом немалым, и при том ни капли крови своей никто за это не пролил!

— Слава князю Андрею Васильевичу! Слава, слава, слава! — трижды выкрикнули татары, вскидывая вверх клинки.

— И мне за честь служить с вами, храбрые воины, — насколько смог низко, в пояс, поклонился в ответ Зверев.

— Вот, прими, княже, с нашим уважением долю свою от добычи. — Сотник подобрал с земли приготовленный тюк и переложил его к ногам думного дьяка.

— Благодарствую за то, храбрые воины, — еще раз поклонился Андрей.

Татары еще раз прокричали ему славу и, удовлетворенные, стали расходиться. Пахом тут же перенес тюк в избу, развернул. Здесь было два хороших ковра, шкатулка с письмами, чернильница, песочница, подставка для перьев и набор из двух пистолетов, украшенных чеканкой и самоцветами. По виду — дуэльных, однако Андрей еще ни разу не слышал, чтобы в этом мире кто-то стрелялся на пистолетах. Еще не доросли…

Разумеется, превыше всего князя заинтересовали письма. Увы, раскрыть великие тайны польской стратегии ему не удалось — это оказались любовные писульки какого-то шляхтича по имени Станислав Валишевский. И потому одно за другим все эти надушенные письма в розовых конвертиках полетели в топку печи.

Через несколько дней Урук-беку от разных сотен, разбросанных по окрестным землям, стали приходить одинаковые известия: поляки уходят. Сворачивают свои лагеря, укладывают обозы и укатываются все в одном и том же направлении — на запад. Через Двину, мимо Полоцка и дальше, в старые польские земли. Стефан Баторий, лишившись своих могучих и опытных колдунов, предпочел свернуть поход и закончить войну.

Во всяком случае — на этот год.

Проклятие рода Сакульских