Последняя битва

– Олекса? – Иван, конечно, такого не помнил, еще бы – слишком много воды утекло, однако виду не показал. – Конечно, помню! Здорово мы тогда им дали… Как и они нам…

– Да уж. – Воин вздохнул. – Сеча была великая.

– Слышь, Олекса, – быстро произнес Иван. – Ты там, в корчме, вместе со скоморохами случайно моего человечка забрал. Отпустил бы, а?

– Отпустить? – Зачем-то обернувшись, десятник понизил голос. – Я в этом деле решающего слова не имею. Эвон кто решает. – Он кивнул на незаметную фигурку монаха в черной, с капюшоном, рясе. – Чернец с Ферапонтова монастыря. Архимандрита Феофана доверенный человек! А воевода с Феофаном в дружбе.

– Ах, чернец? – Иван ненадолго задумался. – А тебе с чернеца приказа какая польза?

Олекса пожал плечами:

– Да честно сказать, никакой.

Иван пристально посмотрел на шагавшего впереди воинов монашка. Улыбнулся в усы:

– Тогда мы, может, вот как сделаем…

Наклонился к самому уху воина, зашептал. Десятник слушал внимательно, потом улыбнулся, кивнул:

– Сделаем, Иване Петрович!.

* * *

Темно было кругом, тихо, лишь где-то в отдалении слышался приглушенный лай. И вдруг совсем рядом, за углом, послышался жуткий нечеловеческий вой! Шедший впереди стражей монашек остановился и, перекрестясь, оглянулся на воинов:

– Посмотрите-ка, что там?

Десятник послал двоих, самых молодых, те сбегали и, быстро вернувшись назад, доложили:

– Нет никого. Пусто.

И снова, как будто в насмешку, донесся вой!

Воины насторожились, а десятник, пряча улыбку, подошел ближе к монаху:

– Люди говорят, здесь, на углу, был когда-то зарыт один скоморох. Зарыт, как пес, без покаяния, без молитвы.

– Спаси, Господи! – испуганно перекрестился чернец.

– С тех пор, – понизив голос, вещал десятник, – как станет ему скучно лежать, так выползает на поверхность и воет! Друзей-скоморохов ищет. А не найдет, так бросается на каждого.

Самый молодой воин от страха широко открыл рот:

– Неужто так, дядько Олекса?

– Так – не так, а только люди зря болтать не будут.

Вой зазвучал снова – раскатисто и зловеще, и казалось, приблизился.

– Господи! – размашисто перекрестился Олекса. – Кажись, сюда идет.

– Ой, не сладим с нечистою силой. Бежать надо, дядько!

– Догонит… Брат Аристарх, сотворил бы молитву. Глядишь, и отпугнем мертвеца.

Напрасные слова! Брат Аристарх давно уже молился вовсю, спрятавшись за спины воинов.

Олекса подошел к нему ближе:

– Хорошо б мертвецу скомороха оставить. Тогда, глядишь, на нас и не кинется.

– Скомороха? – дрожащими губами переспросил чернец и вдруг неожиданно улыбнулся: похоже, эта идея ему понравилась. – А и скомороха! Что с того? Этих кощунников нисколько не жаль. Только как же он сам пойдет? На верную-то погибель?

– А мы и спрашивать не станем. – Шепнув, десятник обернулся к стражникам: – Эй, Михайло, Иванко, подь сюда…

Воины подошли, звякнув кольчугами.

– Вот что, – тихо распорядился Олекса. – Возьмете во-он того скомороха…

– Вихрастого?

– Его… Доведете до угла, а там швырнете вперед – и бегите без оглядки. Мы вас, ежели что, прикроем.

Воины хмуро кивнули:

– Сполним.

Так и сделали: схватили под руки связанного Проньку, потащили вперед и с разбега швырнули в темноту улиц! И тут же раздался вой…

Впрочем, стражники его не слышали – улепетывали со всех ног, умудряясь на ходу креститься. Нет, они были храбрыми воинами и могли бы постоять против любого врага… но только не против нечисти! Оживший мертвец – это уж слишком.

* * *

– Не зашибся? – По велению Раничева слуги подняли с земли упавшего Проньку. Тот, узнав своих, аж чуть было не прослезился:

– Иване Петрович! Ой… А кто ж тут так выл страшно?

– Кто-кто, – передразнил здоровяк Михряй. – Я на охоте этак вот волков подманиваю.

– Молодец, Михря, хорошо воешь, – одобрительно отозвался Иван. – Ну, идите к воротам.

– А откроют?

– Куда денутся? – Раничев с ухмылкой позвенел серебром. – Возвращаться, правда, темновато будет. Хотя… – Он посмотрел в небо. – И не очень-то темновато – ночка-то звездная. Давайте скачите к воротам да дожидайтесь меня.

– А ты куда, батюшка?

– На кудыкину гору. Лишние вопросы задаешь, Проша.

Не слушая извинений парня, боярин исчез в темноте.

Раничев шел быстро – хорошо знал город, да и тяжелая сабля у пояса придавала уверенности. Пройдя узким проулком, обошел старую башню, выйдя на торговую площадь. Там и остановился у дорожного креста с иконой и мерцающей тусклой лампадкой, краем глаза наблюдая, как отделилась от амбаров чья-то черная тень. Положив руку на рукоять сабли, спросил:

– Ты, Олекса?

– Язм… Как прошло?

– Славно! Молодец, вот уж верно говорят, что старый конь борозды не испортит.

– Я старался, боярин.

– И ведь не напрасно! Получи, как договаривались.

Иван зачерпнул из висевшей на поясе калиты горсть монет. Старый воин вытащил из-за пазухи тряпицу – завернуть деньги.

– Чудная какая. – Взяв одну монетку, он поднес ее к горящей лампадке креста. – Большая и, кажется, медная… Ордынская? Взгляни-ко, боярин.