ПОСЛЕДНЯЯ БАШНЯ ТРОИ (журнальный вариант)

И вдруг - неожиданно, поначалу непонятно, а потом все более явно и сокрушительно - пошла война совсем иная. Та, что изменила лицо планеты сильнее, чем все предыдущие войны. Та, которую мой дед всегда называл Третьей Мировой, но которая вошла в официальную историю под нелепым аптечным названием Контрацептивной.

(Окончание следует.)

По всем вопросам обращаться к Татьяне Тихоновой и Сергею Костырко | О проекте

Опубликовано в журнале:

«Новая Юность» 2004, №6(69)

Захар Оскотский

Последняя башня Трои

роман (журнальный вариант)

4

Мы с дедом принимали в той войне самое активное участие. В качестве болельщиков. Так он говорил, посмеиваясь. Но в действительности все было куда серьезней. И не только потому, что на экране нашего старенького телевизора, искажавшем цвета, развертывалась величайшая драма истории. Те месяцы и годы стали временем нашего с дедом настоящего сближения. Все, что я сейчас собой представляю - мои знания о мире, мой образ мыслей, - все оттуда, из тех вечеров, из разговоров с дедом, превращавшихся в его монологи.

– Двести лет назад, - рассказывал дед, - жил великий поэт немецкий Гейне. Вы, обормоты нынешние, даже имени такого не слыхали. И вот, он писал: "Под каждой могильной плитой лежит своя всемирная история". Да это самое точное определение человека, Виталька! Понимаешь? Каждый человек, даже тот, кто считает, будто ему плевать на прошлое и на все, что в настоящем его прямо не касается, - даже он, в конечном счете, итог собственного варианта всемирной истории.

– Это - как память у компьютера, - догадывался я. - Какие файлы и программы в ней скопились…

– Тьфу! - сердился дед. - Конечно, память. Только не компьютерная, а человеческая, осмысленная!

Спасибо, дед. Благодаря тем нашим разговорам, затягивавшимся до глубокой ночи, твой вариант всемирной истории не ушел с тобой в могилу. Хотя бы часть его осталась в моей памяти и вместе с моим телом, прошедшим генную профилактику, обрела продление жизни, которое в обиходе называют бессмертием. Впрочем, и бессмертие, ты сам учил меня, есть не что иное, как неограниченно долгое сохранение непрерывной и непрерывно пополняющейся памяти.

– Третья мировая была неизбежна, - объяснял дед. - Все можно было предвидеть заранее, по меньшей мере лет за семьдесят, в шестидесятых годах прошлого века. Предвидеть - и в то еще время понять, что России, тогдашнему Советскому Союзу, надо с Западом прекратить вражду и объединиться для общего спасения.

Как предвидеть за такой срок? Но ведь шли очевидные процессы, только их почему-то долго не желали замечать. Просто поразительно, что на решающее для всемирных судеб явление - демографический переход - обратили внимание лишь в самом конце двадцатого века, уже после двух мировых войн и после начала террора, который вел к третьей. Да и то поначалу смотрели на этот переход как на некое природное явление. И не могли толком объяснить: отчего это малочисленное и спокойное население какого-нибудь отсталого региона вдруг за считанные десятилетия увеличивается во много раз и извергается, точно лава из вулкана, сжигая все вокруг.

Как трудно далось понимание: в том, что происходит с человечеством, природа на вторых ролях, а главная причина всему - научно-технический прогресс. Находятся и сейчас такие дураки, что кричат: "Сколько зла от прогресса! Ах, если б не было его, и жили мы всегда, как в Древней Элладе!" Что с дураков возьмешь? Запретить прогресс - все равно что сказать ребенку: не расти! Как программа роста у младенца, так и научный прогресс у человечества заложены в генах. Ребенок растет и умножает свои возможности, точно так же и все человечество. Но рост, особенно быстрый, вызывает сопутствующие болезни. Вот и научный прогресс порождает уйму болезненных явлений. Самое опасное среди них и есть демографический переход.

– Тебе уже пятнадцать лет, Виталька, - говорил дед, - и ты, конечно, знаешь, откуда берутся дети. Не ухмыляйся, не ухмыляйся, в подробности мы не полезем! Главное - помнить принцип: дети берутся от матери и отца в процессе их совместной жизни. Так? А теперь слушай: любой народ, пока не захвачен потоком научно-технического прогресса, живет сельской жизнью, с низкой производительностью труда и высокой рождаемостью. Детей плодят не только от бескультурья (не ухмыляйся ты, черт!), но и оттого, что они - единственная гарантия на старость, и оттого, что царит огромная смертность, детская в особенности. Она-то и гасит прирост, население растет понемногу.